Лайза Миннелли. История жизни - [44]

Человек, который, пожалуй, лучше других на свете знал Джуди, — ее старшая дочь Лайза. С ее разрешения я процитирую слова, приписываемые ей, которые я три дня назад прочитал в одной английской газете. Дань памяти, которую она отдала матери, — такая личная и такая трогательная!»

После чего Мейсон зачитал прощальные слова Лайзы Миннелли:

«В первую очередь следует вспомнить ту радость жизни, которая неизменно была присуща Джуди Гарленд. Именно это я унаследовала от нее. И будь она на самом деле трагической фигурой, как о ней говорят, представьте, что тогда было бы со мной? Именно любовь помогала ей пережить и хорошее, и плохое. Середина была ей неведома. Она наводила на нее тоску. Ей всегда требовалась океанская волна ощущений. Если она была счастлива, то это было не просто счастье, то был экстаз. И если она печалилась, то большей печали и не придумаешь. Она за одну жизнь прожила несколько десятков. И все-таки мне казалось, что она переживет всех нас. Это был великий талант, и до конца моих дней я буду гордиться тем, что я дочь Джуди Гарленд».

В конце речи все встали, чтобы исполнить гимн. Кей с Лайзой настояли на том, чтобы прощание с Джуди прошло в приподнятом духе. На каждой скамье лежали отпечатанные листы с «Боевым гимном республики». Джуди обожала это произведение и как-то раз исполнила его в своей телепрограмме, когда пришло известие о смерти президента Кеннеди. Кей с Лайзой решили, что Джуди следует отдать честь подобным же образом.

Питер Аллен вспоминал: «Когда дошло до припева «Глори, глори Аллилуйя!», Лайза, Лорна и Джои, которые стояли рядом, взявшись за руки, неожиданно разрыдались — самообладание изменило им. Уже в следующую секунду Кей Томпсон оказалась позади них, обхватив всех троих своими длинными руками. Она принялась притопывать ногой в такт музыке и приказала им: «Да пойте же вы, черт вас возьми!» И они запели. Мы все пели, насколько нам позволяли наши голоса».

Правда, и в прощальной речи Мейсона, и в прощальных словах Лайзы отмечалась одна странность — почему-то никто не помянул Джуди добрым словом ни как мать, ни как друга, ни как человека с его духовными изысканиями. По словам Лайзы: «Это бы ничего не изменило, единственное, что мне, пожалуй, следовало сделать — это попросить Бога, чтобы он даровал мне счастье иметь мать чуть дольше, чем это у него получилось. Но с другой стороны, у меня достаточно самых теплых, самых чудесных воспоминаний о любви, доброте и внимании от обоих моих родителей, которых мне хватит до конца моих дней».

Успокаивающее влияние Кей Томпсон сохранялось и дальше, когда члены семьи собрались в квартире Питера и Лайзы на Пятьдесят Седьмой улице. Вот что вспоминает об этом Питер: «Кей Томпсон по-прежнему держала бразды правления в своих руках. Я ей поражался. То есть я хочу сказать, что в тот самый вечер у нас дома она собрала всех — Лорну, Джои и Лайзу вокруг пианино и принялась разучивать с нами партии из вещи братьев Уильямсов «Как глубок океан». Она понимала, что только музыка была способна скрепить в тот момент семью».

Воспоминания самого Питера о Джуди были исполнены горечи и, по-своему, резко отличались от тех смешанных чувств, которые переполняли всех, кто ее знал: «Джуди была в числе первых американцев, с кем мне довелось познакомиться, — вспоминал он. — И именно благодаря ей я составил свое впечатление об американском народе. Для меня она навсегда стала воплощением всего лучшего, самого хорошего, что есть в этой стране. Искренняя, отзывчивая, веселая, она обладала поистине бойцовским характером. И хотя удача порой изменяла ей, она никогда не отступалась — то было не в ее привычке. Я никогда не забуду лет, прожитых рядом с ней».

В конце концов врач, чтобы поддержать Лайзу, дал ей успокоительное. Оглядываясь назад, Лайза утверждает, что именно с этого момента началась ее зависимость от наркотиков. Микки Дине вспоминает, как тогда закончился день похорон: «Сон не шел ни к кому из нас (за исключением Джои), казалось, нас всех охватила какая-то немота. Напряжение нарастало. Зазвонил телефон. Звонил один мой знакомый из Нью-Джерси. «Почему бы вам всем не приехать ко мне? — предложил он. — Может, вам здесь станет легче». Мы отправились вниз и взяли напрокат машину. Я сидел за рулем. Лорна на переднем сидении, а Питер, Лайза и Боб поместились сзади. Мы поехали по Ист-Сайдской автостраде, и все, что я могу сказать, так это, что, несмотря на проносившиеся мимо машины, нам всем казалось, будто вокруг стоит мертвая тишина, и кроме нас во всем мире больше никого нет. Небо казалось удивительно высоким, и на нем сияла одна-единственная звезда. Все молчали. В отчаянии я включил радио. И неожиданно в машине зазвучал голос Джуди. Я аж подпрыгнул и едва не выпустил из рук руль, страшно перепугавшись за Лайзу и Лорну. Джуди исполняла «Человек, которому посчастливилось».

Казалось, будто она сидела тут же с нами в машине. Словно она говорила нам, что никогда не оставит нас. Мы словно попали в иное измерение. Казалось, мы заново возвращались к жизни. И нам становилось легче на душе… И неожиданно Лайза со свойственным ей, совершенно удивительным инстинктом знать, что и когда требуется сделать, выкрикнула: «Ну, давай же, мама, давай!»