Лавкрафт - [141]
«За гранью времен» получилось удивительно оригинальным произведением, по-новому и очень органично представив идею путешествий во времени. Во всяком случае, способ Лавкрафта, оставаясь в рамках научной фантастики, заметно отличается от поездок на механических агрегатах, обычных еще со времен книги Г. Уэллса. Конечно, идея перемещения сознания для творчества фантаста не нова. Она появляется и в «Истории Чарльза Декстера Варда», и в «Твари на пороге». С.Т. Джоши также отмечает три произведения, которые могли оказать воздействие на концепцию повести Лавкрафта. Это роман Г. Дрейка «Призрачная тварь», книга А. Биро «Лазарь», посвященная амнезии, и кинофильм «Площадь Беркли», по одноименной повести Д. Болдерстона. В последнем случае речь напрямую идет о переходе сознания человека из начала XX в. в тело его предка, жившего в XVIII в.
Но эти влияния достаточно слабы, хотя они и могли подтолкнуть Лавкрафта к разработке отдельных сюжетных ходов повести. Главную же идею и основной посыл сюжета он обдумывал как минимум с начала 30-х гг. Еще в 1930 г., в одном из писем к К.Э. Смиту, он предлагает финал истории о страннике по времени — главный герой должен обнаружить в руинах древнего города разложившийся папирус, написанный его собственным почерком. В 1932 г. в очередном послании Лавкрафта к другу в Оберн уже полностью представлен сюжет с обменом разумами через громадные промежутки времени, хотя в нем пока нет идеи Великой Расы и картин созданной ею цивилизации. А в ноябре 1934 г. Лавкрафт написал первоначальный краткий вариант «За гранью времен», однако быстро понял, что не хочет ограничиваться невнятной скороговоркой. В итоге текст разросся до существующего объема, и это пошло ему на пользу.
Издательская судьба повести оказалась неудачной с самого начала — Лавкрафт даже не попытался пристроить ее хоть куда-либо и просто отослал в феврале 1935 г. рукопись Дерлету. Тот, видимо, также не пришел от нее в восторг и не стал посылать ни в «Уиерд Тейлс», ни в какой-либо другой журнал. Повесть увидела свет только в июньском номере «Эстаундинг Сториз» за 1936 г.
Особый интерес в описании цивилизации Великой Расы представляет ее социальное устройство. Лавкрафт писал: «В целом Великая Раса представляла собой единую нацию — свободное объединение или союз — с общими институтами управления; правда, административно они делились еще на четыре особых самоуправляющихся региона. Политическая и экономическая система в каждом из них была некой разновидностью социал-фашизма, с рациональным распределением основных ресурсов и стоявшим у власти Государственным Советом, в выборах которого принимали участие все прошедшие особый образовательный и психологический ценз»[394]. Эти замечания бросают четкий свет на политические взгляды Лавкрафта середины 30-х гг. XX в.
Можно определенно утверждать, что его политическим идеалом в то время стал социализм с заметным фашистским оттенком. Вместе с тем радикальные версии социалистических теорий вызывали у фантаста лишь явное раздражение. Коммунизм он ненавидел, а большевистскую революцию в России рассматривал исключительно как бедствие и катастрофу. Лавкрафт считал социализм неизбежным последствием развития технологической цивилизации, при которой машины отнимают у людей возможность заработка. Дабы предотвратить разрушительное восстание обездоленных, правительство должно заняться регулированием экономики. Иначе неизбежен всеобщий разрушительный бунт и крах цивилизации, сопровождающийся гибелью западной культуры. (Именно так Лавкрафт, толком не разбиравшийся в хитросплетениях русской истории, воспринимал и события 1917 г. в России.) Он скептически отзывался о коммунистических увлечениях Ф. Лонга и Р. Барлоу и с юмором воспринимал их попытки просвещать его в теории марксизма.
Лавкрафт считал, что правительство должно осуществлять контроль над ресурсами (в том числе и над энергетикой), ввести сокращенный рабочий день, но с большей оплатой рабочего времени, предоставлять социальные пособия и пенсии. В наше время в такого рода предложениях нет ничего оригинального, но для США первой половины XX в., с их культом свободного рынка и невмешательства в экономику, они выглядели даже радикально. Хотя в реальности Лавкрафт никаким фашистом (во всяком случае, в области экономики) не был. Максимум — умеренным социал-демократом. Он четко заявлял о себе: «С 1931 года я являюсь тем, кого, вероятно, можно было бы назвать социалистом — или, как у русских, меньшевиком, как отличного от большевика»[395].
Причем «социалистические» убеждения Лавкрафта были настолько умеренным, что даже «Новый курс» администрации Ф.Д. Рузвельта в качестве программы реформ в США его вполне устроил. Он активно защищал политику президента-демократа в своих политических статьях. Готовность поддержать новую администрацию Белого дома дошла у Лавкрафта до того, что он смирился даже с ликвидацией «сухого закона». Отмену «восемнадцатой поправки» он, конечно же, воспринял без энтузиазма, но спокойно и даже с циничным равнодушием, подчеркивая, что в мире есть проблемы поважнее свободной продажи алкоголя. И впоследствии, пусть Лавкрафт иногда и ворчал по поводу умеренности Белого дома в проведении реформ и их недостаточной «социалистичности», он все же оставался верным сторонником Ф.Д. Рузвельта.
