Лавка ужасов - [7]

История, рассказанная Сеней, была насквозь пропитана мистикой. Да нет, не мистикой даже, а чем-то таким, для чего и слова верного не подберешь. Не было ведь в ней ни загадочных незнакомок в масках, ни источающий аромат волшебных духов записок, ни уставленных антикварной мебелью потайных комнат в невзрачном московском клубе. Вместо таинственной комнаты был загаженный тупик в центре Москвы. Манящий аромат заменила вонь гниющего мяса. А вместо сулящей неземные ласки роковой незнакомки в рассказе Платонова фигурировала…

Вот в это как раз и было сложнее всего поверить.

Неделю назад Сеня прогуливался по Новому Арбату, время от времени заруливая в питейные заведения. В определенный момент ему приспичило по-маленькому. Не ахти, какая проблема - ведь в каждом приличном кабаке, или даже простенькой кафешке имеется туалет. Не в Румынии ведь живем, ей-богу. Но звезды в тот день выстроились в небе так, что ко всем туалетам во всех без исключения заведениях квартала выстроились длиннющие очереди. И проще было сделать дело на свежем воздухе, чем ждать, пока облегчатся десять-пятнадцать страждущих впереди тебя.

Идти до ближайших уличных кабинок не оставалось сил. Как и подобает культурному человеку, Арсений поспешил удалиться от людных мест. В глубине прилегающих к улице дворов он отыскал укромный уголок, где и воздвиг себе нерукотворный памятник в виде мокрого пятна на бетонной стене.

- Я сразу по сторонам не посмотрел, - рассказывал Сеня. - Главное было - поссать поскорее, а где - неважно. Потом, когда облегчился и застегнулся, обратил внимание на запахи и звуки того угла.

Стоит особо сказать о том, что это был за угол. Когда-то между двумя длинными высотками имелся проезд, ведущий куда-то в сторону Красной площади. Именно близость к центру России послужила причиной того, что проезд ликвидировали, перекрыв бетонной стеной. Дабы им не смогли воспользоваться потенциальные террористы или враги режима.

Жители окрестных домов стаскивали в образовавшийся тупик всяческий хлам, наладить вывоз которого никто почему-то не удосужился (для Петербурга такое вполне естественно, но вот для Москвы странновато). Снаружи, со двора, тупичок напоминал задворки какой-нибудь стройплощадки. А в глубине, за нагромождением старой мебели, гнилых досок, кучками отработавших свое автозапчастей и целыми стендами из испорченных советских телевизоров разных поколений, - там таилось нечто совершенно уж отвратительное. Груды гниющих пакетов, набитых пищевыми и гигиеническими отбросами - их туда не сносили, а просто зашвыривали.

Именно туда, в грязный вонючий закуток и забрел Арсений, чтоб, никого не смущая своим видом, опорожнить мочевой пузырь. Одолеваемый одним лишь этим стремлением, он далеко не сразу заметил, что в его импровизированном «туалете» стоит невыносимый смрад. А когда омерзительный запах ворвался-таки в его ноздри, Сеня будто очнулся от забытья, быстро заправил в штаны свое «хозяйство» и принялся очумело озираться.

Окружавший его «пейзаж» никак нельзя было отнести к разряду приятных зрелищ.

Пакеты с гниющим мусором и так не созданы для того, чтобы радовать глаз, а эти… эти выглядели так, будто люди, оставившие их здесь, перед тем, как избавиться от объедков, а также использованных гигиенических тампонов, презервативов и туалетной бумаги, сожрали все это и выблевали. И пахло это дерьмо соответственно.

Сеня перевел взгляд на стену перед собой и отшатнулся. Она была покрыта надписями чудовищно оскорбительного содержания и столь же гнусными картинками.

Вам доводилось когда-нибудь прочитать на стене слова, которые производили бы тот же эффект, что удар кастетом в лицо? А Платонов увидел это. О том же, что изобразили на стене пожелавшие остаться неизвестными «живописцы», я, пожалуй, умолчу.

А через миг Сеня понял, что он в тупике не один. Он услышал странный звук, более всего походивший на жужжание роя насекомых. И еще - тихий протяжный стон.

Человеческий стон.

Сене и так уже было не по себе от увиденного, его мутило от жуткого запаха. А в момент, когда до его ушей донеслись означенные звуки, у Платонова затряслись коленки. Нет, трусом он не был. Просто ему послышалось в этих звуках - особенно в жужжании роя - нечто, превосходящее рамки человеческих представлений о реальности. Даже наших с ним представлений.

Все же Сеня нашел в себе силы повернуться и посмотреть.

Не буду банальным, говоря «лучше бы он этого не делал». Хотя, это первое, что приходит в голову. То, что увидел Сеня, однозначно не было предназначено для глаз детей и беременных женщин. Не думаю, впрочем, что на такое стал бы долго смотреть и человек со стальными нервами.

Стонавший лежал в углу, там, где разрисованная похабными граффити стена смыкалась с торцом высотного здания. Он был по грудь погружен в полужидкий разлагающийся мусор. Бедняга смотрел прямо на Сеню, и в глазах его читалась мольба.

Человек походил на узника концлагеря, которому посчастливилось сбежать. Или на тюремного «черта», наплевавшего на свой внешний вид. Но первая Сенина мысль была, конечно, - бомж. Так и будем в дальнейшем называть того странного персонажа.