Лавина - [110]

Председателем партийной организации выбрали Газуху, секретарем — Янко. Пока Янко не вернется из армии, функцию секретаря партийной организации должен выполнять председатель. Кроме Янко в комитет были выбраны еще два новых члена: Феро Юраш и Виталиш. Виталиша выбрали заочно, надеясь, что он вернется из концентрационного лагеря живым и здоровым. Ондро Сохора было решено послать в Татры на лечение.

— А твою мать, — сказал Газуха Янко, — мы будем принимать в партию. Она заслужила это, как никто другой.

После рассмотрения списков членов партии и сообщения Пудляка о наличии денег в кассе Газуха предложил закончить собрание пением «Интернационала».

Потом Газуха послал Феро Юраша за колбасой и жженкой.

— Надо проводить вас как следует, — сказал он и похлопал Светлова по плечу.

— Когда приедете в Советский Союз, — сказал Светлов, и глаза его блеснули, — не забудьте обо мне. Я живу в Туле, улица Льва Толстого, четыре, квартира тридцать шесть.

Акакий, сверкнув черными глазами, радостно подхватил:

— Неужели вы не приедете в Грузию? Барана зарежем. Когда у меня родился сын, я закопал в землю бочку вина. Я к нему не прикоснусь, пока кто-нибудь из вас не навестит нас.

При этих словах он достал из кармана карандаш и на куске бумаги написал русскими буквами точный адрес чайной фабрики в Аджарии.

— Это моя фабрика, — с гордостью показал он на бумагу, — я там мастером цеха работал. Увидите, какой у нас чай, какие люди…

Янко попрощался с присутствующими. Он пообещал, что еще вернется, ему хотелось посмотреть на Погорелую. Он вышел на улицу. Всюду было много людей. Они стояли перед домами и улыбались. Некоторые заклеивали разбитые окна бумагой или поправляли поваленные заборы.

— Что поделаешь, если стекла не достать, — говорили они, — но главное, что наконец-то можно дышать свободно.

На площади Янко остановился и посмотрел на сельское управление. Два флага дружно развевались рядом: бело-сине-красный и красный.

«Да, — сказал он про себя, как будто утверждая свое мнение, — эти флаги уже ничто не сможет разъединить».

У ворот дома декана он увидел доктора Главача с Газдиком, ждавших Ондрейку. Тот спешил к ним, надвинув, как вор, шляпу на глаза и держась поближе к заборам.

Янко подумал, что они идут к декану, и добавил про себя: «И эти их не разъединят».

Люди любезно отвечали на приветствия Янко, некоторые из старших здоровались с ним первые, только Грилус и Мрвента, сидевшие на лавочке пониже дома Пашко, были готовы перескочить через забор, лишь бы не встретиться с ним. Когда он приблизился, они быстро встали и вошли во двор.

Янко остановился. Да, вот это место, где Милка перескочила через канаву, когда их вел четник. Как давно это было! А позавчера по этой улице пронесли ее гроб. Как тяжело было ему говорить речь на кладбище над могилами Милки, Имро и Спишиака. Медленно произносил он слова суровой клятвы: «Мы будем верны заветам погибших героев».

Он сел на лавочку перед домом Юраша. На улицу выбежал Людо с маленьким Юло и еще двумя товарищами. Каждый нес по большой коробке.

— Куда вы? — спросил их Янко, и взгляд его остановился на четырнадцатилетнем Людо.

Людо был растрепан и тяжело дышал.

— Это у нас лампочки, мы идем на башню! — выпалил он и побежал за товарищами.

Когда мальчики удалились, Янко предался воспоминаниям.

Федя! Он сражался как лев. И как далеко от своего родного Урала! Сколько километров они прошли вместе, сколько провели разъяснительных бесед в деревнях! А как любил Федю Имро! Имро он подарил медальон. А сейчас они лежат рядом, Федя и Имро. А какой это был стойкий человек! Его характер сформировался в горах. Без него им не удалось бы напасть на генерала фон Биндера. Дальше Жилины генералу убежать не удалось. Тяжело будет в Погорелой без Имро.

А тетя Пучикова? Она пожертвовала собой, чтобы спасти партизан. Завела эсэсовцев в ловушку. Партия была для нее всем, для нее она жила и ради нее умерла.

С площади донеслись звуки гармоники. Девчата запели:

На позицию девушка

Провожала бойца…

Среди их голосов Янко различил и гортанный бас Акакия. Над головой зажглись лампочки. Они образовали слово «мир». У Янко выступили слезы на глазах. Если бы рядом с ним был Светлов или хотя бы Душан! Где он? Наверное, уже вместе с Мариенкой в Кошице? А он остался один. Без Милки.

Трудно ему поверить, что больше он уже не увидит ее улыбку. Над головой Янко зажглась звезда, звезда его хрупкого счастья. В нем ожило все то хорошее, чем так небогато было его детство и что так тесно было связано с Милкой. Он чувствовал биение ее сердца. Обнимал ее. А потом — смерть. Смерть в последние часы боя и его горькая печаль среди той всеобщей радости, которая со всех сторон окружила его, которая светилась в улыбающихся лицах матерей и детей, в звездочках красноармейцев, горела во флагах на сельском управлении.

Стратеная… Избушка на околице, заснеженный склон, горы, серебристый ручеек. Орудийная канонада за горными вершинами, разработка боевого плана в партизанском штабе. Он гладит Милкину руку, а она рассказывает ему о звезде их детства, от которой откололся кусочек…

Война еще не окодчена. Его еще ждут длинные километры военных походов, серые мундиры еще копошатся на улицах Златой Праги, о которой столько рассказывал ему отец. А потом? Потом?