Лавина - [44]

Эксперимент должен был начаться с 1 апреля 1984 года.

В магазине фототоваров, услугами которого пользовался много лет, я получил наконец свою отремонтированную камеру. При этом хозяин уговорил меня взять телеобъектив, последнюю новинку из Японии, сказав, что покупать его не обязательно, он предоставит его мне на несколько недель бесплатно, просто для пробы. Такое, дескать, он предлагает не каждому, но я его постоянный клиент, а постоянным клиентам он всегда желает сделать что-то приятное.

Я прикрепил телеобъектив и, довольный, ушел из магазина. Такое обслуживание меня вполне устраивало.

Потом я заглянул в книжный магазин в Крюгер-пассаже, чтобы посмотреть новые фотоальбомы, но при всем широком выборе не обнаружил для себя ничего подходящего и вскоре ушел оттуда. Я возвращался к своей машине, которую поставил на улице Остваль. Возле церкви св. Райнольда меня, не заметив, обогнал какой-то человек, сбежал по лестнице к светофору на Брюкштрассе, пересек проезжую часть и тут же затерялся среди прохожих. Я узнал его с первого взгляда, его нелегко было с кем-то спутать: это был стриженный ежиком толстяк, который впервые встретился мне перед нашей церковью, на второй день после убийства.

И вдруг я вспомнил и распознал тот самый голос, который ночью по телефону шантажировал сначала Шнайдера, а потом меня. Несколько недель он звучал у меня в ушах, но тщетно я пытался установить его владельца.

На всякий случай я сбежал вниз по Брюкштрассе и снова увидел стриженого возле главпочтамта. Пока он, часто оборачиваясь, с противоположной стороны Остваля поднимался к почтамту, я успел сделать три снимка при помощи телеобъектива. Потом подождал минут пятнадцать, пока он снова вышел и направился к главному вокзалу. На нем было пальто из верблюжьей шерсти, которое делало его еще более бесформенным, чем обычно. Я перебежал на красный свет улицу и трамвайные пути, следуя за ним до самого входа в здание вокзала, там опять его потерял и остановился перед железнодорожным табло, делая вид, будто ищу нужное направление поезда. Потом метался с платформы на платформу, но прибывавшие и отправлявшиеся поезда загораживали мне поле зрения, и человек, которого я искал, скрылся.

Дома я сразу же спустился в подвал и проявил пленку. К моему удивлению, снимки получились четкими, но не настолько, чтобы кто-то, не знавший стриженого, мог опознать его с первого взгляда. Я еще занимался увеличением этих снимков, как в железную дверь постучала Криста.

— Ты там? А где кошка? — крикнула она.

— Сейчас выйду, еще несколько минут. Кошку я сегодня не видел.

— Бедный зверь умрет от голода…

На кухне я выложил на стол увеличенные снимки.

— Ты знаешь этого человека?

— Думаю, что нет, — сказала Криста, внимательно рассмотрев снимки.

— Ты раньше его не видела? Подумай.

— Не уверена. Подскажи.

— Похороны Бёмера.

— Правильно. Ведь это тот самый журналист, который бежал за нами и весь обливался потом. Настырный тип. Где ты его сфотографировал и зачем?

— Случайно увидел его сегодня перед главпочтамтом.

— Это не причина, чтобы кого-то фотографировать.

— Я почти уверен, что это тот человек, который недавно, не назвав себя, звонил по телефону. Ночью. Ты как раз легла спать. Он звонил и Шнайдеру, требовал от нас, чтобы мы отказались.

— Отказались? От чего? Что происходит за моей спиной?

— Звонивший предлагал шестизначную сумму, если я откажусь стать членом правления фирмы.

— Боже мой, во что ты впутался… И скрываешь от меня? Ты мне и о собрании на заводе ничего не сказал…

— Ты и так об этом знаешь.

— От близнецов. Но я хотела бы услышать об этом от своего мужа.

— Все состоялось. Я в правлении, дал слово гранд-даме и Шнайдеру, договор со мной подготовят. Вот и все, и на сей раз ты слышишь это от меня, а не от близнецов.

— Так-так, Шнайдер тоже, — сказала Криста, будто в рассеянности. — А теперь я тебе кое-что расскажу, о чем хотела умолчать, считала, что не стоит и говорить, я и подумать не могла, что мой муж однажды с этим соприкоснется. Ты должен наконец понять, почему я не могу быть рада, что ты сидишь в этом правлении… Помнишь, полтора года назад я помогала нашей основной фирме в Дюссельдорфе — там многие заболели гриппом. Восемь дней жила в мансарде для персонала, ездить туда-сюда было для меня утомительно. Однажды вечером в ресторане я увидела Бёмера, он, очевидно, был в Дюссельдорфе на какой-то конференции. Меня он не заметил, зато я его узнала. Кто работает за кулисами, тот видит все много лучше. Он нервничал, то и дело посматривал на дверь и на свои часы. Потом появился, нет, не деловой компаньон, а молодая женщина, которая, как вихрь, ворвалась в ресторан, подбежала к Бёмеру и бросилась ему на шею. Даже слепому было ясно, что их отношения не походили на отношения деда и внучки или дяди и племянницы. Я бы тоже не заинтересовалась этой парой, если бы это не был мой сводный брат. Многие начальники приводят к нам своих секретарш на ужин, это дело обычное. Потом я посмотрела у портье бланки для регистрации — все же захотелось узнать, с кем он сюда прикатил. На бланке было написано: Матильда Шнайдер, личная секретарша, — у меня прямо в глазах потемнело. Меня просто ошарашило, как все звенья выстроились в одну цепочку. Чистый балаган, да еще с участием такого умного человека, как Бёмер. Его Матильду я потом видела на похоронах, а этот стриженый спросил тебя, не знаешь ли ты, кто эта плакса. Ты ничего не смог ответить или сказал лишь, что не знаешь ее. А я знала, но скорее откусила бы себе язык, чем призналась. Душераздирающие рыдания этой особы свидетельствовали о ее блестящем мастерстве, которому могла бы позавидовать лучшая актриса… В общем-то, мне жаль эту малышку. Она, признаться, прелесть. Но если об этой непристойной комедии еще кто-то узнает, то я боюсь самого худшего. Для тебя тоже. Особенно для тебя. И поэтому было бы лучше продать завод, а не трубить о вашей модели на весь мир. Началась она в постели.