Лауреаты российских литературных премий - [2]

С первых лет вручения «Русский Букер» поддержал стремление писателей к модернистическим изысканиям. Это произошло согласно склонности деятелей от литературы находить нечто новое, далёкое от социалистического реализма. Их не устраивала необходимость воспевать подвиги народа, идеализировать должное оказаться вскоре утраченным. Допускались истории о выдуманных обстоятельствах, поток сознания, произведения по мотивам громких событий. Но уже в девяностые среди лауреатов премии всё чаще возникала необходимость писать об общем упадке культуры. Писатели громко провозглашали факт разложения устремлений общества. Вместо пути к светлому будущему, они собственное настоящее пытались применить в отношении прошлого, прибегая к использованию лишь мрачных оттенков.

Возникла необходимость выпячивать присущее западным писателям чувство эгоизма, выпестованное философией солипсизма, когда ничего не имеет значения, кроме осознающей действительность личности. Какие бы процессы не происходили в мире, они оказывались не подлежащими воспроизведению на страницах произведений. Бралась выдуманная обстановка, неизменно присутствующая в телевизионных и газетных сюжетах, основанная на провокационном осознании случающихся событий, из-за чего новость-муха раздувалась до слона-сенсации, невзирая на везде и всегда встречающиеся случайности. Само по себе сформировалось новое направление в мышлении писателей, считавших необходимым о том писать, как о неоспоримом факте нашей жизни.

Не случайно придуман термин сексуального реализма, оный заменил собой реализм социалистический. Можно смотреть шире, видя в качестве лауреатов сторонников сугубо мрачности. Не повседневность они описывают. Отнюдь, лауреаты «Русского Букера» погружены в некий фантастический мир, изыскивая в нём сюжеты для произведений. Насколько он мрачен, о том можно судить, стоит ознакомиться с некоторыми случайно выбранными произведениями. Обязательно там встретится правдоискатель, вынужденный мириться с непотребством нависшей над ним действительности. Только этот правдоискатель чаще представлен раздутым комплексом, причём присущим не ему, а писателю, чей подход к изложению позволил его совести подобное сочинить.

Всему нужно время. И премиям оно требуется в той же мере. Не сразу удаётся установить, какой стороны следует придерживаться. Но «Русский Букер» успел обрести определённую нишу, согласно которой и находил лауреатов. Поэтому, когда читатель берётся за книгу, видит на её обложке будто бы гордую надпись «Русский Букер», он скорее откажется, сделав выбор в пользу другого произведения. Почему? Знакомиться с историями, лишёнными правдивого восприятия действительности, может каждый, но всегда ожидая нечто радужное. Не могут герои художественных произведений постоянно жить среди неадекватности. Это грозит депрессией, от которой всегда хочется найти спасение.

«Русский Букер» не должен восприниматься ведущей литературной премией России, что-то определяющим или должным внести важную составляющую в бытие россиян. Не для того он создан. Ему полагается показывать мрачность обыденности, специально выдуманную как раз под нужды западного читателя. Вот он поймёт подобную литературу. Ему ведь интересно, как гниёт Россия. Благо лауреаты «Русского Букера» такие ожидания оправдывают.

1993 Марк Харитонов «Линия судьбы, или Сундучок Милашевича» (1992)

Список лауреатов литературной премии «Русский Букер» открывает роман Марка Харитонова «Линия Судьбы, или Сундучок Милашевича», написанный в начале восьмидесятых годов, опубликованный в 1992 году. В романе рассказывается о писателе Семёне Кондратьевиче Богданове, чья доля вела его через реалии советского государства с первых дней основания, и в итоге ни к чему не привела. Не приведёт жизнеописание к полезным мыслям и читателя. Харитонов смешал вымысел с ещё большим вымыслом, разбавив повествование порцией хронологических причуд.

О Семёне Богданове известно мало. В действительности, разумеется, такого писателя не существовало. Не существовало и писателя с псевдонимом Симеон Милашевич. Как не существовало исследователя его творчества. Но на страницах произведения одним из действующих лиц найдены свидетельства, сообщающие обратное. Почему бы читателю не попытаться вместе с Марком Харитоновым восстановить фрагменты утраченной биографии и заодно прикоснуться к никогда не написанным художественным произведениям? Желание похвальное, вполне может быть нужное, но скоротечное.

Для начала требуется обвинить писателя Милашевича в плагиате, чтобы усомниться в истинной ценности его произведений. Возникает мысль, будто он брал материал из изданий с низким тиражом, переписывал истории и слегка изменял само повествование. После обвинение потребуется снять, дабы читатель проникся уважением к нему, человеку с трудной жизнью. Жил он в тишине, спокойно работал и старался оставаться незамеченным. Потому и так трудно восстановить его биографию.

Все дальнейшие события в повествовании перемешаны. Они восстанавливаются перед читателем скорее сумбурно, нежели способствуя правильному пониманию происходящего на страницах. Личность Милашевича будет всё чаще отходить на второй план, уступая место исследователю его творчества Антону Лизавину. В разговорах о разном, вплоть до обсуждения присадок для водки, перед читателем пройдёт ряд событий, неизбежно обязанных получать подпитку в виде тех или иных обстоятельств жизни непосредственно Милашевича.