Латунный город - [172]

Из-за пояса он вынул небольшой железный ножик, больше похожий на скальпель, чем на клинок, рукоятка которого для безопасности была обмотана во много слоев льняной тканью. Каве сделал аккуратный надрез в окровавленной тунике Джамшида и разорвал ткань над его левой лопаткой, обнажая маленькую черную татуировку.

С первого взгляда это была ничем не примечательная татуировка: три спиралевидных иероглифа, четкие и неприхотливые линии. Среди Дэвов многие мужчины, особенно в Зариаспе, глухом уголке Дэвастана, откуда были родом Прамухи, до сих пор принимали участие в давнем обычае, с гордостью нанося на свою кожу символы своего рода и касты. Это был способ почтить свою родословную: отчасти суеверие, отчасти дань моде. Сами же иероглифы уходили своими корнями в такую древность, что никто уже не мог их расшифровать. Любимые, но бесполезные символы.

Метка Джамшида не была бесполезной. Она была выжжена у него на коже матерью считаные часы спустя после его появления на свет и все эти годы служила самой надежной защитой его жизни. Его анонимности.

Но теперь она убивала его.

Слышишь, Создатель, заклинаю тебя: пусть все получится. Каве поднес скальпель к верхнему концу первой спирали. Черная кожа зашипела, соприкоснувшись с железом, – магия противилась ему. С часто бьющимся сердцем Каве срезал полоску его кожи.

Джамшид сделал внезапный вдох. Каве замер, когда несколько капель черной крови выступили на надрезе. Кровь стекла.

И тут кожа срослась и порез затянулся.

– Что же ты делаешь? – строго спросил женский голос у него за спиной.

Низрин. Она подлетела к Каве и оттолкнула его от Джамшида, натягивая порванные лоскуты формы на татуировку.

– Ты сошел с ума?

Каве отрицательно покачал головой, и на глаза ему навернулись слезы.

– Я не могу допустить, чтобы он так страдал.

– И, выдав его вот так, ты положишь конец его страданиям? – Низрин обшарила темное помещение взглядом. – Каве… – предостерегла она тихим шепотом. – Мы не знаем, что случится, если ты снимешь метку. Его тело никогда не самоисцелялось. Неделю в его спине торчала стрела: почем нам знать, как магия отреагирует на такую травму. Ты можешь убить его.

– Он может умереть, если я ничего не сделаю! – Каве вытер глаза тыльной стороной ладони. – Тебе не понять, он же не твой ребенок. Я должен что-то сделать.

– Он не умрет, – пообещала Низрин. – Смотри, как долго он продержался.

Она надавила на запястье Каве, вынуждая его опустить нож.

– Они не такие, как мы, Каве, – мягко сказала она. – В нем течет кровь его матери – он выдержит. Но если снять метку и предоставить его самому себе… – Она покачала головой. – Гасан будет пытать его, чтобы выведать информацию. Он ни за что не поверит в его невиновность. Кахтани возьмут все наше племя за горло, чтобы получить ответы. Солдаты заглянут под каждый кустик, прочешут каждый дом в Дэвастане. – Ее глаза блеснули. – Ты уничтожишь все, над чем мы работали.

– А больше ничего не осталось, – заметил Каве с грустью в голосе. – Афшин мертв, бану Нари через год будет носить ребенка Кахтани под сердцем, и мы ничего не знаем о…

Низрин забрала у него из руки нож и вложила на его место что-то твердое и маленькое. Оно жгло Каве ладонь. Железо, догадался он, когда поднес предмет на свет, чтобы лучше рассмотреть его. Кольцо.

Старое железное кольцо с изумрудом, который сиял, как будто горел огнем.

Каве немедленно сжал кольцо в кулак. Оно обожгло ему кожу.

– Силы Создателя, – выдохнул он. – Откуда…

Она покачала головой.

– Не спрашивай. И не отчаивайся. Ты нам нужен, Каве. – Она кивнула на Джамшида. – Ты нужен ему. Тебе придется снова завоевать расположение Гасана, так втереться ему в доверие, чтобы он позволил тебе вернуться в Зариаспу.

Чем жарче становилось кольцо Афшина, тем сильнее Каве сжимал его в кулаке.

– Дара хотел убить моего сына, Низрин, – его голос сорвался.

– Твой сын был на чужой стороне.

Каве поморщился, но Нари продолжала:

– Этого больше не повторится. Мы этого не допустим. – Она вздохнула. – Ты нашел, на кого свалить вину за снаряжение?

Он молча кивнул.

– Бижан э-Ошурусан. Он попросил, чтобы мы позаботились о его родителях. Он… – Каве откашлялся. – Он понимал, что живым его не возьмут.

У Низрин был печальный вид.

– Создатель вознаградит его за жертву.

Воцарилось молчание. Джамшид пошевелился во сне. Этого хватило, чтобы Каве снова оказался на грани срыва.

Но это стало ему и важным напоминанием. Потому что был и другой способ спасти его сына. И ради этого Каве сделает все. Он будет ползать перед королем на коленях, он пройдет полсвета, встанет лицом к лицу с ифритом.

Он даже сожжет весь Дэвабад дотла.

Кольцо продолжало пульсировать у Каве в руке. Живой предмет с бьющимся сердцем.

– Нари знает? – спросил он тихо и поднял руку. – Об этом?

Низрин покачала головой.

– Нет. – В ее голосе зазвучала забота. – У нее сейчас и без того достаточно поводов для беспокойства. Ей не нужно отвлекаться на ложные надежды. И, сказать по правде… безопаснее ей не знать. Если нас раскроют, только неведение может как-то ее оправдать.

Каве опять кивнул. Он устал постоянно обороняться. Он подумал о Дэвах, которых Гасан уже успел казнить, о торговцах, избитых на Большом базаре, о девушке, изнасилованной на глазах у гвардейцев. О своем сыне, чуть не погибшем, защищая Кахтани, в награду за что ему было отказано в лечении. О мучениках в Великом храме. Обо всех страданиях, пережитых его народом.