Ласковые имена - [11]

– Эмма, в твоем голосе я чую недоброе, – твердо сказала она. – Ты собираешься нарушить супружескую верность?

Эмма повесила трубку. Через две секунды вновь раздался звонок.

– Даже Стефен… – начала Аврора.

– Я собираюсь совершить убийство, – сказала Эмма.

– Ты знаешь, в нашем роду никогда не было разводов, – сказала Аврора, – но если с кого-то и начинать, то это с Томаса.

– Пока, мама, – сказала Эмма. – Поговорим завтра, я уверена в этом.

– Подожди, – сказала Аврора.

В ожидании Эмма молча грызла ноготь.

– Милая, ты такая резкая, – попеняла ей Аврора. – Ты же знаешь, что я ем. И это повредит усвоению пищи.

– Что ему повредит?

– Когда со мной так резко разговаривают, – пояснила Аврора. Ей хотелось, чтобы в ее голосе прозвучало уныние, но Андре так ее взволновал, что из этого ничего не вышло.

– Мой день начался с неприятности, – она старалась сыграть как можно лучше. – Ты редко даешь мне договорить и уже никогда не скажешь мне ничего хорошего. Когда люди говорят друг другу что-нибудь доброе, жизнь становится намного приятнее.

– Ты такая прекрасная, такая милая, у тебя пышные волосы, – произнесла Эмма монотонно, и снова повесила трубку. Как-то она попыталась написать рассказ о себе и матери: в нем она представила мир в виде огромного вымени, из которого ее мать всю жизнь доила комплименты. Образ в действительности не работал, но исходная посылка была точна. У Эммы ушли годы на то, чтобы научиться вешать трубку, когда ей не хотелось, чтобы ее доили.

Она вышла из дома и присела на веранде, в солнечном свете, ожидая Денни. Это был его час – он любил заявиться перед завтраком, посидеть в кухне, пожирая ее глазами, пока она готовила. Он всегда притворялся крайне истощенным от пережитых приключений, но никогда не истощался до того, чтобы не поедать ее влюбленным взглядом, и она, как и Флэп, знали это.

Уже три года все трое были лучшими друзьями, они, как ничто и никто, вдохновляли друг друга на блестящие разговоры, и при этом их дружба была окрашена романтикой, и тот факт, что Денни женился, кажется, вовсе не отразился на ней. Те, кто имел малейшую толику здравого смысла, не ожидали, что брак Денни окажется длительным или сколько-нибудь особенным. Денни женился под действием типичного безвольного импульса, и зная это, она допускала, что его брак уже распался.

То, что Денни действительно удалось опубликовать свой роман, удивляло Эмму куда больше, чем его женитьба. В этом было что-то двусмысленное и неопределенное, и Эмма обдумывала это, пока ее ногам не стало жарко под солнцем. Почти все ее знакомые когда-то надеялись стать писателями. Когда она познакомилась с Флэпом, это было его единственным стремлением. Она и сама написала пятнадцать или двадцать смутных девичьих рассказов, но никому их не показывала. Большинство их друзей по колледжу втайне хранило стихи или рассказы, а то и фрагмент романа. Денни даже знал одного привратника, который писал сценарии. Но Денни был настоящим писателем, и этим он выделялся. С ним так обходились, как будто он не совсем обычный человек, или не такой, как все. Это, вероятно, так и было, и Денни знал, что это так, но Эмму это немного беспокоило. Насколько ей было известно, она была единственной, кто относился к нему так же, как к другим, именно поэтому их дружба была особенной. Но, как она обнаружила, брак с Флэпом трудно было сочетать с таким отношением к Денни.

Солнце палило так, что сидеть под ним было трудно, и она перебралась в тень от ската крыши, чтобы продолжить размышления. Пока она ждала Денни, показался Флэп. Это ее не удивило. Она прекрасно знала, что он чувствует, о чем он думает. Он приоткрыл дверь на фут и взглянул на нее не особенно дружелюбно.

– Как насчет завтрака? Мы женаты или нет? Эмма продолжала сидеть в тени. Лишь пальцы ног оставались под солнечным светом. Их ногтям сделалось жарко.

– По-моему, задираться нечего, – сказала она, не двигаясь с места. – Если кто-то не просыпается к завтраку, готовить не для кого. Вот он все еще и не готов.

– О'кей, но нам с папой скоро уезжать, – сказал он. – Ты же не хочешь отправить меня на голодный желудок, а?

– Я не знала, что ты куда-то отправляешься, – быстро сказала Эмма. – Я вообще не хочу, чтобы ты отправлялся. А почему ты уезжаешь?

Флэп молчал. Он был в нижнем белье и не мог выйти на веранду.

– Ты мне не говорил, что уезжаешь, – повторила Эмма. – Почему ты мне ничего не сказал вчера вечером?

Флэп вздохнул. Он надеялся, что она воспримет это с одобрением, тогда он не чувствовал бы себя два дня виноватым, но надежда его оказалась тщетной.

– Ну не могли же мы купить новую лодку и не попробовать ее на плаву? – спросил он. – Ты же знаешь, что мы на это не способны.

Эмма подобрала ноги так, чтобы на пальцы не падало солнце. Она была совершенно счастлива. Несколько минут в одиночестве на теплом дощатом настиле с туманными мыслями о Денни. Может быть, в этом и состоит счастье – сидеть одной на своей веранде. Она так надеялась, что целый день впереди будет полон наслаждения. Может быть, тепло досок и прохлада тени это лучшее, что есть в жизни. Стоило Флэпу приоткрыть дверь, и все опять расстроилось. Вся жизнь, которой они жили в самом доме, выползла на веранду. Эмма ощутила себя припертой к стене, и ее охватила злость.