Лароуз - [130]

Действие солнцезащитного крема не всесильно, и ее спина начинает лучиться мягким золотистым сиянием. Позвоночник блестит от пота, его линия уходит в короткие шорты. Ноги у Мэгги молочно-белые, как у молодой оленихи. На бедра и голени налипла пыль — там, где вспотела кожа. Со стороны кажется, будто на них падает тень.

Уэйлон садится между бороздами на залитую солнцем землю. Маленький черный паучок приземляется на колено. Уэйлон глядит на него с ожесточенной, едва сдерживаемой скорбью. Затем паучок исчез. Уэйлон не двигается. Он трет голову, словно хочет привести в порядок свои мысли.

Мэгги бредет по борозде.

— Вставай, ленивая задница, — говорит она. — Не заставляй меня одну допалывать все поле.

Уэйлон оставляет мотыгу лежать в борозде, поднимается с земли и встает перед ней. Она искоса глядит на него, словно дразнит. Повезет — не повезет. Именно в этот миг они становятся единственными людьми во вселенной, но Уэйлон слишком застенчив, чтобы сказать громко то, о чем он шепчет, наклоняясь к ее шее.

Мэгги могла легко проскользнуть сквозь кусты, какими бы колючими и густыми те ни казались, но Уэйлон был похож на большого теленка и спотыкался, идя за ней. Длинная челка, глаза широко распахнуты, губы розовые и влажные, кожа неярко блестит от пота. Наконец она уперлась рукой в его грудь, чтобы заставить остановиться.

— Вот мы и пришли, — проговорила она. — Здесь мое место.

Они стояли под старым дубом, таким огромным, что он заглушал вокруг себя всю остальную растительность. Под ним не было кустов, только длинная бледная трава, на которую они легли.

— Ты любишь меня? — спросил Уэйлон.

— Нет, — ответила Мэгги.

— Ты ведь врешь, да? Ты меня любишь.

— Я же сказала, нет.

Мэгги рассмеялась.

Он положил руку на ее лицо и с обожанием погладил подбородок. Она подумала о мертвых подачах — в прошлом сезоне ей удалось сделать их двести раз. Потребуется по меньшей мере еще пара лет, чтобы довести счет до тысячи.

— Все в порядке?

— Ладно, — отозвалась Мэгги. — Давай попробуем. Я имею в виду, если это слишком больно, ты должен выйти.

Мэгги наклонилась к нему, а Уэйлон попытался отнестись к ней как можно бережней, не вести себя как олень, покрывающий самку, словно он не может ждать, не делать быстрых движений, а старался быть мужественным и собранным, хотя происходящее казалось ему невероятным. Мэгги была такой маленькой, но такой проворной. Она уселась на него, сдвинула трусики, расстегнула Уэйлону джинсы, вытащила его член и начала пробовать.

— Засунь его внутрь, — велела она.

У них не получалось. Она слезла с Уэйлона и легла, раздвинув ноги. Он опустился на нее и попытался продолжить. Это сработало лучше, но она вскрикнула:

— Вынь его!

Уэйлон повиновался.

— Ладно, — задыхаясь, прошептала она. — Попробуй еще раз.

Уэйлон вспотел. Его беспокоило то, что получилась заминка, но он все равно пытался сохранить эрекцию. Затем внезапно дело пошло на лад. Она расслабилась под ним, сказав, что справляется с болью и ее все устраивает.

— Ну же, двигайся, — скомандовала она.

Дядья Уэйлона учили его: «Сдерживайся, ты не должен кончать слишком быстро». При этом они расставляли руки, словно держа весла в уключинах, и изображали медленные гребки. Поэтому он старался не кончить, не прекращая, однако, движения. Это был всего лишь третий раз в его жизни, и он решил, что справится лучше, если станет считать и думать о цифрах, поскольку математика была не его коньком.

— Вот, теперь хорошо, — произнесла Мэгги.

Он, видимо, все-таки напутал с цифрами и сделал чересчур резкое движение. Она закричала и вцепилась ногтями в его спину, так глубоко, что он почувствовал кровь. Уэйлон остановился. Его веки опустились, но он вовсе не злился, а только старался не кончить раньше времени.

— Хорошо, — проговорила Мэгги. — Теперь продолжай.

Он двигался и двигался, пребывая в счастливом трансе. Лежа под деревом, она двигалась вместе с ним и вдруг взлетела, освободившись от боли. Она чувствовала себя как рыба в воде. Она была Мэгги и смотрела на мир золотыми глазами мудрой совы.

* * *

Отец Трэвис, не слишком резко трогаясь с места, вывел микроавтобус на шоссе задним ходом, а затем помчался к дому Ландро. Подъехав к нему, он выскочил из микроавтобуса и постучал в дверь. За закрывающей дверь москитной сеткой появилась Эммалайн. Он постарался не слишком блаженствовать в прохладной тени взгляда этой женщины, наслаждаясь ее присутствием. Эммалайн пригласила его войти. Отец Трэвис шагнул внутрь. Она стояла чересчур близко. Хотя нет, расстояние было нормальное. Просто для него она всегда была слишком близко.

— В чем дело? Что-то случилось?

В голове гудело, и отец Трэвис никак не мог придумать, как передать словами то, что он знает.

— Все в порядке, но мне нужно найти Ландро. Он… Ромео… Этот парень вбил себе в голову, будто он вычислил, что Ландро был под кайфом, когда убил…

— Нет, — возразила Эммалайн, выпрямившись. — Он не принимал наркотиков. Ромео высосал все из пальца.

Она распрямилась еще больше и шагнула назад, увеличив разделяющее их расстояние. Он собирался преодолеть его, но одернул себя и сосредоточился на Ландро. Эммалайн прочла его мысли. Она скрестила руки и ушла в себя. Ее жизнь разбилась вдребезги, и ей срочно потребовалось собрать осколки. В этот миг она поняла, что не может существовать отдельно от отца своих детей. Эммалайн молча ждала, ничем не выдавая своих чувств.