Лариса - [13]

Только что она спешила сделать свою операцию как можно быстрее, а теперь сидит и без всякого смысла толкает желтое колесико, зажатое в лявциркуле, и не жаль ей минут, уходящих впустую.

Сердце начинает точить скука, а за скукой приходит усталость, хотя рабочий день еще только начался. Если скука приходила на уроке, можно было пошептаться с подружкой, переброситься с кем-нибудь запиской или просто тайком почитать интересную книжку. А тут с кем пошепчешься? Все заняты, все работают.

С каким-то полным безразличием вынула она баланс из лявциркуля, вставила другой, неправленый. Долго вертела, примеривала пинцетом, снова вертела. Когда уже показалось, что колесико двигается ровнюсенько и всюду одинаковое расстояние от линеечки, заметила, что в одном месте оно чуточку ближе к черной полоске. Снова брала пинцет, снова правила. Вдруг показалось, что теперь уже она сама все испортила. Сама искривила деталь. А лента конвейера плывет, плывет. Уже несколько раз загорался красный огонек, уже не один баланс выправила и отослала в путь Реня — они поплыли, поехали с лентой конвейера. А у Зои окончательно опустились руки. С тоской поглядывает она на большие электрические часы, висящие в цехе. «Хоть бы уж гимнастика скорее, что ли», — думает она. Но и до гимнастики еще больше, чем полчаса.

— Смотрите, да она, кажется, спит, — услышала Зоя приглушенный шепот Любы. Зоя встрепенулась, показалось, что это про нее. Взглянула на Любу, но та смотрела куда-то в конец конвейера. Реня с Зоей тоже посмотрели туда и поняли, о ком это Люба. Инна Горбач сидела в какой-то неловкой позе. Рот слегка приоткрыт, лицо какое-то неживое, бессмысленное, как и правда бывает у человека, который спит.

— Разбудить Горбач, — сказала Люба Рене таким тоном, каким обычно передают на конвейере какую-то просьбу или приказ. Реня передала то же Вале.

— Разбудить Горбач, — передала дальше Валя.

Но Инна, оказывается, не спала. Она услышала Валины слова и, не поворачивая головы, скосила на Валю светлые, немного навыкате глаза.

— А мы думали, ты спишь, — засмеялась Валя.

— Это она работает так — как сонная муха, — сказала Люба. — А потом снова будут часы возвращать на декотаж.

Зоя поглядывала на Инну. Позу та переменила, но лицо у нее оставалось таким же сонным и безразличным. Оно не ожило даже тогда, когда по радио зазвучал спортивный марш.

Скоро все уже стояли возле своих конвейеров. Прибежал физкультурник — низенький и полный Сергей Петрович. Просто удивительно, чтобы физкультурник, спортсмен был таким толстым. Тем не менее упражнения он выполнял очень ловко.

Зое стало веселее. Она стояла между Реней и Валей, повторяла все за Сергеем Петровичем и поглядывала на стоявшую перед нею Инну. Реня и Валя тоже поглядывали на нее, подмигивали друг дружке и улыбались. В самом деле смешно выглядела неповоротливая Инна. Звучит команда руки кверху, все давно подняли, а у Инны пальцы еще дотрагиваются до носков туфель. Команда руки опустить, а она еще только поднимает. А начали бег на месте, никак не могла попасть в ногу.

Десять минут смеха, и снова за работу. Какое-то время после зарядки Зое работается веселее, а потом снова начинает поглядывать на часы: ждет обеда. А после обеда ждет конца рабочего дня. Зато вечером — знакомая остановка автобуса у рекламного щита, здесь будет ждать ее Женя, у него уже есть билеты в кино.

Поначалу Зое было не по себе, что она ходит на свидания с женатым парнем, а потом как-то перестала об этом думать. С каждым днем Женя становился ей все ближе, ей нравилось слушать от него, какая она красивая, что ему так нужна ее дружба. При этом Женя всегда вздыхал, и ей казалось, что он чего-то недоговаривает.

Зое хотелось думать, что он чего-то недоговаривает о своей жене. «Наверно, она у него некрасивая, злая женщина, — думала Зоя. — Наверно, она не любит Женю, не хочет ехать к нему, не понимает, как ему тоскливо одному».

Зоя воображала себе, как они будут с Женей сидеть в зале кино, как он будет все время держать ее руку в своей, а потом провожать домой и говорить ласковые слова. От таких мыслей время шло быстрее, и Зоя с радостью в них погружалась.

В конце рабочего дня захрипел репродуктор, словно прочищая голос.

— Пускай бы мою любимую поставил, — вздохнула Валя.

Но по радио послышалась не музыка, секретарь комсомольского бюро Степан Шугалов передавал объявление.

— Внимание, внимание, — говорил Степан, — сегодня после работы объявляется субботник по посадке деревьев на территории завода. На субботник выходит первый сборочный цех. Собираться около первого корпуса.

Степан повторил объявление еще раз, потом зазвучала музыка. Загорелась красная лампочка конвейера и лента двинулась, поднося новые комплекты к рукам работниц. Лента плыла медленно, словно под музыку вальса, которая звучала из репродуктора. Потом лента остановилась, но Зое казалось, что она все еще плывет.

«Субботник… а как же кино… У Жени сегодня выходной, он будет ждать меня…»

— А знаешь, Реня, во дворе часового завода нельзя сажать тополя, — слышит Зоя Валин голос.

— Знаю, — отвечает Реня. — Когда тополя зацветают, летит пух. Нельзя, чтобы он попадал в цеха завода, потому и не сажают.