Лапти сталинизма - [16]

. В фондах государственных и партийных организаций нам удалось выявить несколько десятков частных писем крестьян 1930-х годов. Несмотря на незначительное количество этих документов они тем не менее дают исследователю важную информацию, наиболее конкретные и соответствующие реальному положению дел оценки жителей села, которые невозможно отыскать в других видах источников. Делопроизводственные документы государственных и партийных структур, за исключением сферы политического контроля, содержат значительно меньше информации, позволяющей исследовать сознание крестьянства. Зато они необходимы для изучения техники манипулирования, используемой властью в ходе процесса политической коммуникации с крестьянством. Нами были изучены протоколы Северного краевого бюро ВКП(б), различные циркуляры и распоряжения, служебная переписка. Периодическая печать 1930-х годов не оставляет никаких сомнений в том, что ее оценки отражали исключительно официальную точку зрения на происходящее в стране. Однако в советских газетах публиковались многочисленные факты, позволяющие исследователям характеризовать те или иные стороны жизни советской деревни и поведения сельских жителей. Поэтому периодическая печать может быть полезна для изучения общественного сознания крестьянства. В ходе работы над монографией нами были использованы материалы краевой газеты «Правда Севера» 1930-х годов. В целом все перечисленные источники позволяют считать тему исследования вполне обеспеченной документальным материалом.

Глава II. Власть и крестьянство: характер политической коммуникации

Ничто не вызывает столько споров, как прошлое, тусклые отсветы которого лениво играют на стенах современной действительности. По вопросу о природе советского общественного строя в сталинскую эпоху ведутся оживленные дискуссии на страницах отечественных научных журналов. Несомненно, дебаты современных российских историков являются своего рода повторением многолетних споров в западной историографии — представителями так называемых «тоталитаристского» и «ревизионистского» направлений. Несмотря на то что в западной исторической науке борьба «тоталитарного льва с ревизионистским единорогом» в основном уже завершилась и исследователи переходят к иным оценкам советской действительности, отечественные специалисты, напротив, продолжают яростно «ломать копья», обсуждая эти проблемы.

Существует несколько вопросов, которые сегодня вызывают принципиальные разногласия между отечественными приверженцами обеих научных концепций. Прежде всего это общая оценка изменений, происходящих в сталинском СССР. Если сторонники тоталитарной модели видят в советском эксперименте некое отступление от поступательного хода российской истории и формирование особого политического режима, рисуемого ими в черных тонах, то их оппоненты, напротив, объясняют происходившие в Советском Союзе трагические события особенностями российской модернизации. Другим судьбоносным в логике данного спора вопросом является проблема соотношения государства и общества как факторов российского исторического процесса. В этом отношении «тоталитаристов» в какой-то мере следует считать последователями школы русских ис-ториков-государственников. По их версии именно могучее и вездесущее тоталитарное государство определяло ход всех происходивших в стране изменений. Историки на другом полюсе, напротив, пытаются доказать слабость центральной власти в Советском Союзе. Отсутствие подготовленных кадров управленцев, коррумпированность партийной и советской номенклатуры, по мнению этой группы исследователей, порождали постоянный хаос в управлении государством, которое по этой причине было способно только безвольно откликаться на политические колебания тех или иных общественных сил. Наконец, исключительно важным в концептуальных построениях обоих направлений представляется вопрос о причинах репрессивной политики советского государства. Согласно «тоталитарному» концепту террор был инициирован политическим руководством страны в целях сохранения собственной власти и мобилизации людских ресурсов для «строительства социализма» и подготовки к войне. Оппоненты, как правило, объясняют феномен советских репрессий или заинтересованностью в них отдельных социальных слоев населения, или борьбой за власть между центральными и региональными элитами советского государства. Две эти противоположные точки зрения, каждая из которых представляет своеобразный набор аксиом, весьма поляризуют научное сообщество, разворачивая исследователей точно стрелку компаса лицом к одному из двух заранее известных ответов. Сам по себе спор «ревизионистов» и «тоталитаристов» являет собой очередной эпистемологический тупик. Вместе с тем он акцентирует внимание исследователей на изучении форм и механизмов коммуникации власти и общества в сталинском СССР. А это уже интересная и важная научная задача.

Настоящая глава посвящена одному из аспектов диалога государства и общества — восприятию идеологических концептов власти в массовом сознании советского крестьянства. Мы попытаемся выяснить, во-первых, структуру идеологических концептов, используемых властью в процессе политического манипулирования, оставляя при этом за рамками изучения механизмы и техники их внедрения в массы (что, по сути, является сюжетом, требующим отдельного рассмотрения), и, во-вторых, основные модели восприятия и использования этих концептов крестьянами.