Ландскнехт шагает к океану - [13]
Однако ж фитиль что-то довольно долгонько доносит испепеляющую искру до сжатой в томительном ожидании пороховой зерни.
Жизнь пороха предопределена: мощный взрыв, разваливающий пространство либо выталкивающий в него новую погибель, стоит в конце каждой щепоти пороха.
Для чего живёт Михель? Энергично разрушает пространство, известное как Священная Римская империя германского народа[44], привносит в мир погибель от себя. Сейчас обращение в дым четырёх фунтов пороха оборвёт и жизнь Михеля.
Вскоре, однако, Михеля стало одолевать иное напастье — удушье: столь плотно он впечатался в грязь. Когда дышать стало совершенно невозможно, Михель рискнул оторвать голову от земли. Вместе с ругательствами изо рта его вырвался целый фонтан грязи.
Зловещий дымок из запального отверстия гранаты давно истаял в воздухе, устремился ввысь, словно спеша навстречу плотным клубам сырой пороховой гари, нависшей над горой. То ли капли дождя попали на тлеющий фитиль, то ли его затушило мокрым сукном плаща Михеля, то ли порох в гранате изначально оказался подпорченным.
Жадно дыша, Михель стоял на локтях и коленях, отплёвывался, глотал и не мог насытиться сырым, волглым воздухом пополам с дождём и пороховым туманом, и грязь ручьями стекала с него. Забыв про оружие, свистящие пули противника и солдатский долг. Он человек, и он жив.
Очищая ноздри, рот, глаза и уши, Михель не очищался сам, ибо Война, властно вытесняя все, входила в него своими звуками, запахами, вкусом и цветом. Война бросает лишь мёртвых, вдоволь натешившись, высосав кровь и выпив душу. На возвращающегося из ниоткуда, рано похоронившего себя Михеля она вновь властно заявила свои неоспоримые права. Умри — и будешь свободен, коли жив — вперёд и вверх.
Ещё не полностью очухавшись, Михель оглянулся. Солдат под пушкой уже не стонал. Дождь весело колотил каплями в вывороченные недавней мукой белки глаз, стекая по усам и зубам в отворенный последним воплем рот, торопясь скорее заполнить так кстати предоставившийся новый сосуд.
Немного подале торчали над бугорком ноги Клауса. Удар неразорвавшейся гранатой был, конечно, не смертельным, но, не удержавшись на ногах, Клаус скатился в небольшую лощинку и захлебнулся, пьяный, в заполнившей её луже.
Михель смог бы даже разглядеть последние пузырьки воздуха над тем местом, где была голова наполовину погруженного в лужу Клауса, но ни сил, ни желания что-то предпринимать уже не осталось.
Уйти бы прочь, как можно дальше от этого проклятого места, где все наоборот, где пушки ломают кости и убивают неразорвавшиеся гранаты.
Уже мало что соображающий Михель, только что заглянувший за грань небытия и снова блуждающий в пограничье, на этот раз между рассудком и сумасшествием, почему-то опять двинулся вверх, раздвигая пласты грязи, словно корабль волны.
Впереди, сзади, справа и слева так же упорно пытались одолеть крутизну горы большие комки грязи с живой начинкой, где-то там, внутри, непрерывно посылавшей импульс:
— Вперёд и вверх, вперёд и вверх!
Уже не шведы и финны, но сама липкая скользкая гора выступала личным врагом каждого. А шведы — те были просто злобными горными троллями, исторгнутыми подземными недрами для обороны своих мифических сокровищ.
И эти злобные великаны вновь швырнули вниз бездействующую пушку — огромного осадного монстра, непонятно как и кем поднятого вверх. Гигантский ствол её, крутясь и все убыстряя вращение, пачкая любовно начищенную бронзу, безжалостно царапая металл о камни, низвергался вниз, прямо на Михеля. Михель не раз замечал, что канониры обращаются со своими орудиями лучше, чем с законными жёнами. Артиллерия уже осознала свою элитность, свою незаменимость в поле и под крепостными стенами. В то же время артиллерия являлась во многих армиях кроме шведской делом полугражданским и выгодным. Мастер, отлив орудие, нередко шёл со своим произведением на войну, нанимал обслугу, а государство выступало лишь в роли временного, щедрого или скуповатого, арендатора. И вот коллективное детище бежавшего либо перебитого расчёта столь безжалостно вышвырнули из колыбели.
Михель настолько изнемог в борьбе с горой, что даже не имел сил просто откатиться в сторону. Как же ему все за этот пасмурный день надоело. Михель сейчас бы лёг на пики, подставил грудь под ядра и картечь, взлетел вверх вместе с изрядным куском обороняемого бастиона, подорванного пороховым горном[45]. Но намотаться на ствол старинного изделия немецких литейщиков! В этом было что-то каббалистическое, что-то позорное, словно быть прогнанному «сквозь пики», пострадать «на кобыле»[46]либо быть в клочья размётанному озверелой толпой вонючего мужичья.
Наверное, ствол катился довольно быстро, подскакивая на бугорках, ныряя в лощины, перетирая в труху древесный мусор и камешки, высоко взметая фонтаны грязи, — Михель не помнил. По пути кусок металла начал собирать и тела. Больше мёртвых, хотя Михелю казалось, что каждый раз он слышал крики. И точно, один человек, по которому с грохотом прокатился бешено вращающийся тяжеленный цилиндр, отчаянно взмахнул руками, словно пытаясь оттолкнуть пушку обратно в гору. И ещё... Ещё Михелю показалось... да нет же, в самом деле! Каждое тело заметно тормозило разгон. И если людей будет больше — пушка просто остановится, не добравшись до Михеля.
Устав от затяжной, бессмысленной и кровопролитной Тридцатилетней войны, ландскнехт Михель решил оставить поля сражений и вступить в вольное братство морских разбойников. Для этого он нанимается матросом на китобойную шхуну. Осваивая новое для себя ремесло китобоя и попутно, против собственной воли, искренне привязавшись к юному ученику шкипера Яну, страдающему категорическим неприятием вида крови, Михель тем не менее вынашивает планы захвата судна. Но страшные воспоминания о проклятой войне не оставляют бывшего наёмника, и выбор у него остаётся только один... Роман «Морской наёмник» — заключительная часть дилогии известного писателя Сергея Удота о похождениях бравого ландскнехта Михеля.
XVII век, колонии Нового Света на берегах Карибского моря. Бывший британский офицер Эдвард Дойли, потеряв должность и смысл жизни, волей судьбы оказывается на борту корабля, принадлежащего пиратской команде. Ему предстоит пройти множество испытаний и встретить новую любовь, прежде чем перед ним встанет выбор: продолжить службу английской короне или навсегда присоединиться к пиратскому братству…
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ранним утром 13 октября 1307 года по тайному приказу короля Филиппа IV по всей Франции начались аресты членов Ордена Храма, а имущество и казна захвачены. В тот же день из порта Ла-Рошель отплыли в неизвестном направлении семнадцать кораблей тамплиеров, а юный граф Гитар де Боже сумел тайно покинуть Париж, забрав с собой одну из святынь Ордена. Спустя шестьсот лет к владельцу похоронного бюро в Киеве Ванику Бабаяну явился странный человек и предложил сделать тайное захоронение на заброшенном кладбище за огромные деньги, а затем и стать хранителем могилы.
Великий князь Московский и Владимирский Василий I Дмитриевич (1371—1425) был старшим сыном Дмитрия Ивановича Донского и правил Московским государством без малого 36 лет. При этом в отечественной истории о нём сохранилось очень мало сведений, а памятник — всего один! А ведь при Василии Дмитриевиче Московское государство расширило свои владения почти вдвое, замирилось и заручилось поддержкой Великого княжества Литовского, а ханы Золотой Орды лишь единожды покусились на Москву, да и то безрезультатно! И главное — никаких внутренних дрязг и междоусобных конфликтов, на земле Московской наступили долгожданные мир и лад. В новом увлекательном романе известный писатель Юрий Торубаров воздаёт должное этому мудрому и дальновидному правителю, достойному наследнику победителя Куликовской битвы! Книга издаётся в авторской редакции.
1395 год. После победы на Куликовом поле прошло полтора десятка лет, а судьба Русской Земли вновь висит на волоске.«Над городом и окрестностями плыл звук соборного колокола — бам-м-м, бам-м-м, бам-м-м! Просыпайся, Русь, бери оружие в руки: враг у ворот!»Разгромив Золотую Орду и покорив Крым, грозный ТАМЕРЛАН идет войной на Москву. Уже пало Елецкое княжество, непобедимое войско Тимура штурмует пограничный город:«Завыла боевая труба, и гулямы ринулись в атаку. Причём — конно! Подскакав вплотную, они круто поворачивали коней, прямо с них прыгали на деревянную стену и карабкались вверх, цепляясь за воткнутые копья и помогая себе ножами.
Опер всегда опер — что в наши дни, что в Российской империи при Екатерине Великой. И как его ни называй — «следаком» МУРа или розыскником юстиц-коллегии, — его служба из века в век остается неизменной: раскрывать преступления, ловить уголовников, карать душегубов.Ведь и при матушке-императрице, в «золотой век» Екатерины, хватало грабителей и убийц. За парадными фасадами империи таятся темные подворотни, гиблые трущобы и бандитские притоны. На востоке полыхает Пугачевский бунт. В Москве орудует шайка фальшивомонетчиков.