Ланарк: Жизнь в четырех книгах - [2]
Кафе часто бывало переполнено и никогда не оставалось совсем без посетителей, хотя был случай, когда оно почти полностью опустело. Человек в черном плаще зашел с балкона в помещение и не застал там никого, кроме официанта и Сладдена, сидевшего на той же софе, что и обычно. Клиент повесил плащ на крючок и заказал кофе. Отвернувшись от стойки, он поймал на себе любопытный взгляд Сладдена. Тот спросил:
— Ну как, Ланарк, нашел?
— Что нашел? О чем ты?
— То самое, что искал на балконе. Или ты просто стараешься держаться подальше от нас? Просвети меня. Мне любопытно.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Не я один, а все мы. Его выкрикивают в службе обеспечения, а мы частенько стоим там в очереди. Садись.
Сладден похлопал по софе. Ланарк немного поколебался, потом поставил кофе и сел. Сладден продолжил:
— Скажи, зачем тебе сдался балкон.
— Я ищу дневной свет.
Сладден сморщился, словно от горечи.
— Время года для этого не самое подходящее.
— Ошибаешься. Недавно я заметил дневной свет, считал до четырехсот и более, а он все длился. Часто бывает и дольше. Ничего, что я об этом рассказываю?
— Продолжай! Многие бы не поняли, но я и сам любил выдумывать. Ты тоже пытаешься что-то выдумать, и мне это интересно. Давай, говори, что взбредет на ум.
Ланарку одновременно и нравился, и не нравился этот разговор. Как человек одинокий, он ценил возможность пообщаться, однако снисходительный тон отталкивал его. Он бросил холодно:
— Да нечего особенно говорить.
— А почему ты любишь дневной свет? Здесь хватает и обычного освещения.
— С его помощью я могу измерять время. Я насчитал тридцать дней, с тех пор как я здесь. Может, пропустил несколько, пока спал или пил кофе. Но когда нужно что-нибудь вспомнить, я говорю: «Это случилось два дня назад», или десять, или двадцать. От этого возникает чувство упорядоченности жизни.
— А как ты проводишь… проводишь дни?
— Гуляю, посещаю библиотеки и кино. Когда кончаются деньги, захожу в службу обеспечения. Но по большей части наблюдаю за небом с балкона.
— Ты счастлив?
— Нет, но я доволен. Можно жить и куда хуже.
Сладден рассмеялся:
— Не приходится удивляться твоей нездоровой зацикленности на дневном свете. За то время, пока ты здесь находишься, можно было посетить десяток вечеринок, переспать с десятком женщин и десяток раз напиться, а ты отслеживал, как проходят один за другим тридцать дней. Вместо того чтобы превратить жизнь в сплошной праздник, ты крошишь ее на дни и принимаешь их регулярно, как пилюли.
Ланарк бросил на Сладдена косой взгляд:
— А твоя жизнь — сплошной праздник?
— Я наслаждаюсь. А ты?
— Нет. Но я доволен.
— Почему ты доволен такой малостью?
— Чего мне еще ждать?
Клиенты все прибывали, и кафе почти заполнилось. Сладден сделался легкомысленней, чем в начале беседы. Он сказал беспечно:
— Жить стоит ради живых, волнующих мгновений, когда чувствуешь подъем, безграничную власть. Они даются нам с помощью наркотиков, преступлений, азартных игр, но цена уж очень высока. Другой способ — увлечения: к примеру, спорт, музыка или религия. Есть у тебя увлечения?
— Нет.
— Еще источники — работа и любовь. Работа — это не кидание угля лопатой и не уроки в школе. Я говорю о работе, которая обеспечивает человеку видное место в обществе. А любовь — это не брак и не дружба. Я имею в виду свободную любовь, которая заканчивается, когда нет больше пылких чувств. Возможно, тебя удивило, что работу и любовь я отнес к одной и той же категории, но и то и другое — это искусство управления людьми.
Ланарк задумался. Мысль Сладдена казалась логичной. Внезапно он спросил:
— Какой работой я мог бы заняться?
— Ты бывал в чайной Галлоуэя?
— Да.
— С кем-нибудь там разговаривал?
— Нет.
— Тогда бизнес тебе не по плечу. Боюсь, придется заняться искусством. Это все, что остается тем, кто непригоден к другой работе, но желает быть на виду.
— Искусство не для меня. Мне нечего поведать людям.
Сладден рассмеялся:
— Ты не понял ни слова из того, что я сказал.
Ланарк был слишком сдержан, чтобы выдать сильную обиду или гнев. Он сжал губы и нахмурился над кофейной чашкой. Сладден продолжил:
— Художник или артист ничего не говорит людям. Он выражает себя. Если он неординарная личность, его произведения удивляют или волнуют публику. В любом случае, с помощью искусства он проталкивает свою индивидуальность. Вот наконец и Гэй. Не подвинешься ли, чтобы ей хватило места?
Лавируя между обсаженных народом столиков, к ним приближалась худая хорошенькая девушка с усталым лицом. Она робко улыбнулась Ланарку, села рядом со Сладденом и произнесла взволнованно:
— Я не опоздала? Раньше мне…
— Мне пришлось ждать, — холодно буркнул Сладден.
— Ох, прости, ради бога прости. Раньше мне было никак не выйти. Я не думала…
— Принеси сигареты.
Ланарк растерянно смотрел в стол. Когда Гэй отошла к стойке, он спросил:
