Лампёшка - [6]
— Теперь вот лежит в постели и хрипит. А лавкой кто будет заниматься? И вдобавок за ним ухаживать?
Можно, конечно, ответить «Вы, наверное» — но девочка благоразумно сдерживается.
— Два коробка «Ласточки», будьте добры, — говорит она. — Запишите, пожалуйста, на наш счёт.
Жена бакалейщика склоняется над прилавком:
— На ваш счёт, говоришь? Опять! А ты знаешь, сколько там всего уже записано?
Лампёшка пожимает плечами. Примерно знает, но не точно. Много. Покупки за несколько недель. В последнее время денег совсем нет.
Миссис Розенхаут мгновенно достает откуда-то листок бумаги, словно приготовила его заранее, и подталкивает к ней.
— Вот, — говорит она. — Читай-ка. Думаю, сама ужаснёшься.
Лампёшка смотрит на слова, написанные на листочке. Видит в паре мест букву «Э» — первую букву своего имени. Видит, как чёрточки и точечки медленно расплываются и перетекают друг в друга. Она не хочет плакать. Она не хочет разговаривать с этой женщиной, она хочет получить спички, пойти домой и зажечь маяк. И потом юркнуть в постель.
Миссис Розенхаут забирает у неё листок и прочищает горло.
— Картофель, — начинает она. — Два с половиной мешка. Восемь литров молока, восемь! Бобы. Шесть буханок хлеба, три булочки с изюмом… Какие могут быть булочки, когда вы даже за хлеб заплатить не в состоянии, — ума не приложу! И это я ещё не дошла до спиртного. Там целый список.
Лампёшке хочется всё бросить и выбежать из лавки. С мистером Розенхаутом договориться легко, он просто записывает её покупки, когда у неё нет денег, и всё. А иногда и не записывает — по секрету от жены. Лампёшка вздыхает.
— Я завтра заплачу, — говорит она. — Честное слово. Но мне нужны спички, миссис Розенхаут. Нужно зажечь маяк.
Сверху доносится какой-то грохот, затем опять кашель.
— Зажечь, конечно, нужно, — отвечает миссис Розенхаут. — Но почему за наш счёт, вот что ты мне объясни!
Лампёшка не отвечает, да и что тут ответишь?
Миссис Розенхаут снова берёт в руки список.
— Тут уже записано: три коробка спичек, причем самых дорогих.
Ну и не надо, думает Лампёшка. Пусть будет ещё одна тёмная ночь, пусть погибнет ещё один корабль.
— Да ты вообще знаешь, сколько стоит…
— Хил! — доносится с лестницы голос мистера Розенхаута. — Дай девочке коробок спичек!
— С чего это вдруг?
— Сейчас же!
Лампёшка видит, как по лестнице спускаются большие босые ступни и пижамные штаны в синюю полоску.
— Совсем ты сдурела!
— Я? — кричит женщина. — Я сдурела?! Сам ты сдурел, вот что! Шарфы раздаёт! Мало того, что пол-лавки уже раздал, так ещё и… Нет уж, раз слёг, то и лежи наверху!
Мистер Розенхаут спускается вниз и, покашливая, заходит в лавку.
— Ещё и босиком! — Женщина показывает на его ноги. — И без шарфа. И всё ради какой-то… Но я молчу, уже молчу…
— Кхе! — грозно кашляет мистер Розенхаут. — Вот и молчи, и будет прекрасно!
Он берёт большой коробок спичек и протягивает его девочке:
— Бегом домой! — Он кладёт руку ей на плечо и легонько подталкивает к двери. — Уже смеркается.
Лампёшка бросается к выходу, мимо полки со звенящими бутылками спиртного, но это пусть отец сам покупает, а она рада, что отсюда вырвалась.
— Я всё запишу! — доносится из лавки голос миссис Розенхаут. — Получается четыре коробка спичек. Четыре!
Взобравшись на башню, девочка зажигает лампу. Её руки слегка трясутся. Она не смотрит на корабль, который всё ещё лежит в бухте. Её взгляд скользит в другую сторону, к городу, к порту, где вода мирно облизывает берег. Там в сумерках можно различить какое-то движение.
Цепочка людей семенит уже по каменистой тропе перешейка. В вечернем свете фигурки кажутся почти чёрными. Это мужчины в шляпах и с тросточками. Последней идёт женщина в платье. Она ступает неуверенно, оскальзывается на неровных камнях и немного отстаёт от других. Когда она подходит ближе, Лампёшка узнаёт её: это учительница из той школы, куда девочка ходила недолго. «Как же её зовут?» — пытается вспомнить Лампёшка. Вереница медленно приближается к маяку.
Лампёшка чувствует, как у неё сводит живот. Вот чего они с отцом весь день ждали и боялись, внезапно понимает она. Она несётся вниз, почти скользит по гладким ступеням.
— Пап, там идут…
— Вижу, — огрызается Август. Он стоит у окна спиной к ней. — К себе комнату, быстро!
— Но…
— И не выходи, пока я тебя не позову, поняла? — Отец захлопывает дверь у неё за спиной. — Ты всё запомнила? Всё, что я тебе утром говорил? — шепчет он в щёлку.
«Что же он говорил?..» — думает Лампёшка. Ах, да!
Пощёчина
Август стоит, опираясь на трость. Нога дрожит, но садиться он не желает: не хочет быть ниже чужаков, которые разгуливают по его дому.
Толстый шериф взял с собой двух помощников, двух молодых пареньков, — оба в прыщах и с жёлтыми, как пакля, волосами. Они расхаживают всюду как у себя дома, лапают всё подряд. Им позволено. Август не может взять и выгнать их взашей.
Дамочка в сером платье ничего не лапает. Просто стоит и смотрит на него и на всё, что есть в комнате, словно ей к такой гадости и прикасаться-то противно. От этого Августу не по себе.
Что он будет им говорить? Главное — не терять спокойствия. Ровно дышать. Не заводиться. Не грубить. Отвечать «да, сэр». Иначе будет только хуже.
