Он говорит укоризненно и серьезно:
— Какое же волшебство в нарушение уговора? Обман, а не волшебство.
Я подумал: Но для того, чтобы попросить Духа перебросить меня из эпохи в эпоху, разве не стоило побеспокоиться… Допустим, что я сам, своим поэтическим чутьем смогу быть и царем, и рабочим, и рабом, и солдатом, и ученым. Но смогу ли я сам выбрать такую эпоху, из которой, как из бинокля, можно было б разглядеть и понять все эпохи. Какие основания, что эта эпоха; в которой я нахожусь, есть именно та, на которую я рассчитывал.
Я стою опечаленный, опустив голову, и размышляю: Вот и вторую получку потратил без смысла. Но не денег жалко. А вот когда же я стану взрослым, рассудительным?
А босяк мне сказал, читая мои мысли:
— Но только ты зря убиваешься, что не дотронулся. Дело в том, что когда я проходил через Лебяжий, то эту штучку видела твоя мать, когда ты не родился еще. И, кто знает, быть может, она дотронулась и пожелала, чтоб ты родился именно в ту эпоху, которую желаешь.
Так как он прочел именно то, что я думал, я решил, что передо мной была именно волшебная лампа, и я поверил тому, что не я, а моя мать дотронулась и вызвала соответствующего Духа. Должен сказать, что моя мать, не будучи практической женщиной, все же была решительна. Я говорю потому практической, что, если б она заботилась о моем благополучии, она б вызвала меня в другую эпоху. Но она знала, что не практическое благополучие составляет счастье людей. И она выбрала именно ту эпоху, в которой мы с вами, читатель, находимся. Я на нее не сетую, хотя меня не печатают наполовину и хотя эти рассказы вряд ли будут напечатаны при моей жизни. Дело в том, что книгопечатание изобретено так недавно и сетовать на то, что все твои писания будут и должны быть непременно напечатаны, — глупо. У человечества и без того много хлопот.
1943 г.
