Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами - [12]

ДА, ААРОН, Я СКАЗАЛ «МЕНСТРУАЦИЯ ДЖАНЕТ ЙЕЛЛЕН»! А ПОТОМ Я СКАЗАЛ «МЕНОПАУЗА ДЖАНЕТ ЙЕЛЛЕН»!

Yes, we can kick the can[13], говорил дядя Барак – но всякая Ponzi scheme, или, как выражаются в России, «пирамида», обречена рано или поздно —»

На подобных виражах мне начинало казаться, что Жук на моей спине поднял золотые надкрылья и грозно жужжит – я приходил в себя. Но текст оставался. Нужно было только подредактировать его чуть-чуть – заменить мацу прессованной морской капустой, убрать на всякий случай этого загадочного Аарона Карловича, афроамериканцев и афроамериканок, хижину дяди Барака и прочие неполиткорректные выплески уязвленного ума.

Такая двунаправленная работа была в высшей степени экономична – все расщепленные в моей голове смыслы находили применение, в то время как при труде на одну цивилизацию в мусор уходило пятьдесят процентов выработки. Мне казалось, что я сменил однотактный движок на двухтактный – и попал наконец в ногу с нашей безотходной эпохой.

Я работал быстро, не останавливаясь, с кривой ухмылкой на губах – когда надкрылья на моей спине раскрывались, мне уже не надо было подыскивать выражения. Достаточно было переводить жужжание в слова.

* * *

Вот так я стал слышать Жука.

Его голос не был в прямом смысле «жужжанием» – я выражаюсь так лишь для того, чтобы подчеркнуть необычность подобного типа коммуникации.

Скорее, это была возникающая в моем сознании цепочка образов, заряженных эмоцией и волей: как бы комплексный смысловой разряд, пронзавший мое сознание на такой глубине, где существовал один непроглядный мрак. А потом вверх, к светлым слоям осознанного, начинали подниматься пузыри интенций и мыслей – и я замечал, что мне пришла в голову отличная идея.

Так, наверное, происходило и прежде – но сейчас я стал замечать эту глубоководную молнию, мелькавшую время от времени в безднах моего ума (я уже знал, что любой ум – такая бездна, а то, что мы полагаем собой – просто узор на солнечной поверхности воды: не «настоящий» пловец, а контур человеческой фигуры, складывающийся из приходящих с глубины пузырьков).

Когда молния била с севера на юг, я занимался любовью. Когда она била с юга на север – напивался вдрызг. Когда с запада на восток, становился цивилизацией. Когда с востока на запад – ватой. Утрирую, конечно, но совсем немного.

Я нашел происходящему рациональное объяснение: так, говорил я себе, работает любой человеческий мозг – и, ставя перед ним противоречащие друг другу задачи, я просто стал замечать его глубины, скрытые от сознания… Заглянул, так сказать, за кулисы… Ничего сверхъестественного в этих «молниях» нет, уверял я себя. Все хорошо. Я вполне нормален. Просто я вижу на метр или два глубже – и знаю теперь, что спрятано под асфальтом, по которому ходим мы все.

Но все же меня завораживало открывшееся. Именно эти глубинные разряды и были, по сути, мной – потому что все мои действия оказывались следствиями их быстрого и почти неощутимого просверка… Греки не зря верили в Зевса-громовержца – может, они выражали этой метафорой то же самое?

Увы, как бы современно ни выглядела лакированная поверхность нашего ума, в его глубинах сохранились все кривые зеркала и суеверия, среди которых люди блуждали последние сто тысяч лет. Эти слои с тех пор совершенно не изменились (что несколько подтачивает веру в быстрый прогресс человечества).

Поэтому, когда со мной начали твориться странности, я сразу как-то позабыл все свои естественнонаучные гипотезы – и даже испугался, что мой глубоководный суфлер замыслил меня погубить.

Тьма сгущалась надо мной постепенно. Пока перемены касались простых бытовых привычек, я не волновался – и наблюдал за своими действиями с легкой иронией. То же касалось и все более ватных интонаций, появлявшихся в моих финансовых обзорах.

Голос-громовержец, в общем, не требовал ничего чрезмерного – и часто я понимал логику его команд.

Пока эта логика была.

* * *

Жук сказал, что я буду счастлив в любви и встречу родственную душу. Это обещание запало в мою память.

Я был, в общем-то, удовлетворен своими отношениями с Артуром (не хочу втягивать его в эту историю даже мысленно, так что рассказывать про него не буду) – но за годы знакомства между нами накопилась взаимная усталость, а близость выродилась в привычку.

Поэтому я совсем не удивился, когда Жук велел мне обратить внимание на одного молодого умника из Фонда Эффективной Философии, заседающего в фейсбуке.

«Это твоя судьба», сообщила мне одна из глубоководных молний. Причем несколько раз подряд.

Его звали Семен (да, бывают философы по имени Семен) – и его молодое свежее лицо в круглых очках сразу мне понравилось. Он был, как мне показалось, альбиносом – у него была розовая кожа и очень светлые, почти белые волосы. Но это мне тоже нравилось. Он был моложе меня.

Сомнений насчет него не было никаких – у нас так часто бывает при первом взгляде на фотографию. Как сказал один знакомый гомофоб: «знаете, эти мужские глаза, в которых ежедневно отражается чужой член – что-то в них меняется навсегда…»

Я прочитал все доступные статьи Семена – и он надолго погрузил меня в философические мысли. Если они вам не интересны, прыгайте к следующей главе – сюжет они не развивают никак. Но мне кажется, они важны, потому что мы начинаем сближение с другим человеком, пропитываясь теми смыслами, среди которых он живет.