Ламентации - [102]

— Ты же говорила, что после школы собираешься в Париж! — вскинулся он. — Как же все твои книги? А кафе? А твоя речь?

— Да, но это были просто мечты. Мне не на что ехать.

К Джулии вернулся дар речи.

— Что ж, — улыбнулась она, — у всех у нас есть мечты. Дело понятное. У меня в ваши годы тоже были.

У Джулии отлегло от сердца: разговор исчерпан. Но тут вмешался Уилл:

— Тогда поедем вдвоем.

— Что? — Джулия надеялась, что за грохотом проезжавшего грузовика не расслышала слов Уилла.

— Я хотел купить один билет, для себя, — объяснил Уилл, — а куплю два. Я скопил денег на работе. Поехали вместе, Минна? Вдвоем, в Париж!

— Почему именно в Париж? — спросила Джулия.

— Хочу его увидеть, — ответил Уилл. — Посмотреть на картины Домье, Энгра, Дега, Матисса, пройтись по улицам, где ходили Хемингуэй, Джойс и Фитцджеральд. — Он мечтательно улыбнулся Минне. — Слушать джаз, бродить ночью под дождем, затеряться среди улочек Монмартра и острова Сен-Луи, рисовать прохожих.

— Но почему именно сейчас? — допытывалась мать. — Почему?

— Потому что через месяц я закончу школу.

— Но Париж никуда не денется, — возразила Джулия.

Уилл взглянул на мать:

— Но я хочу сейчас, мама. Кто знает, будут ли потом деньги. Что плохого, если я поеду?

Джулия не знала ответа, лишь не хотела отпускать Уилла.

Джулия поджидала Уилла с работы, в дождливые дни подвозила в школу, иногда провожала на занятия пешком. И говорила с ним обо всем — о чем угодно, кроме Парижа.

— Папа хочет построить на крыше солярий. Спрашивает, не поможешь ли ты ему летом.

— Мама, ты же знаешь, я буду во Франции.

— Глупости. Ты даже по-французски не говоришь.

Уилл не злился на мать. Он понимал, что Джулия во время странствий Ламентов ведет счет утратам и сейчас, сама того не сознавая, потихоньку готовится еще к одной.

— Буду присылать тебе свои рисунки и писать буду, — пообещал Уилл.

— На Левом берегу и без тебя хватает нищих художников. Будешь голодать, — предупредила Джулия.

— Если уж голодать, так в Париже.

Вернувшись однажды вечером, Джулия подсела к Говарду на качели. Ей было что рассказать.

— Мне сегодня предложили работу, — начала она.

— Отлично, дорогая, — обрадовался Говард. Он уже смирился, что Джулия кормит семью, и теперь с интересом слушал о ее победах и поражениях.

— В татумвильском филиале Роупера, в двадцати пяти милях отсюда, — объяснила Джулия. — Работы там невпроворот, и Кэри предложил мне возглавить филиал.

— Когда начинаешь? — поинтересовался Говард.

— Когда начинаю? Я отказалась. Хочу быть поближе к дому, к Уиллу.

— Но, Джулия, — осторожно возразил Говард, — Уилл уезжает.

— Никуда он не поедет, — отрезала Джулия.

— Родная, он должен ехать.

Джулии пришлось согласиться на отъезд Уилла, и все-таки на душе у нее было неспокойно. Все сводилось к убеждению, что, открыв Уиллу правду, она лишила его права быть Ламентом. С малых лет он искал свое место в приемной семье — с тех самых пор, как Джулия взяла к себе сироту с сердечком тоньше бумаги.

Накануне отлета Уилл почти весь вечер собирал вещи. Застегнув сумки и приведя в порядок комнату, он услыхал на кухне знакомый грохот.

— Это всего лишь я, — сказала Джулия, увидев Уилла на пороге кухни.

— Я так и думал. — Уилл улыбнулся.

— Уже собрался?

— Да. — Уилл сел за стол.

— Есть еще время передумать, — сказала Джулия.

— Мама, — притворно возмутился Уилл, — я тебя послушался — вызубрил кучу фраз. Если опоздаю на самолет, забуду их навсегда.

— Ты обещал писать, — напомнила Джулия.

— Разумеется.

— Помнишь, какие ужасы ты писал бабушке?

Оба рассмеялись.

— Я и тебе буду все рассказывать, — пообещал Уилл.

Слова его тронули Джулию.

— Все рассказывать ни к чему, сынок. Главное для меня — знать, что ты здоров, счастлив и не нужно ли чего.

Уилл понял, что это прощальное напутствие матери.

— Я буду по тебе скучать, мама. — Уилл откашлялся, будто в воздухе все еще висела рыжая африканская пыль.

С улицы донесся далекий вопль — где-то орала кошка, — и Джулии вдруг вспомнился Бахрейн, пыльные розовые закаты, крик муэдзина. И она задумалась о том, что ждет ее сына впереди. Но в памяти мелькали лишь краткие мгновения ее собственной жизни, когда будущее казалось безбрежным, волшебным и непостижимым: туман над водопадом Виктория из окна купе; бездонная темная пучина за бортом «Виндзорского замка»; моросящий дождик в Саутгемптонском порту и веселая тряска «бьюика» на шестирядном шоссе. И невольно представились неминучие беды впереди, и страшно стало за Уилла.

— Зачем тебе ехать, Уилл? — спросила она.

Уилл поднял глаза на мать, застигнутый врасплох ее вопросом. Но в голове сам собой возник ответ, простой и бесспорный, проклятие его детства и закон семьи.

— Я все-таки Ламент, мама. Ламенты всегда в пути.