Лагерный флаг приспущен - [29]

Потратив чуть ли не все свои сбережения, он купил летом на Нахичеванском базаре огромный оцинкованный бак. И бдительно следил, чтобы он всегда был полон воды и маме не приходилось таскать тяжелые ведра за полтора квартала.

Одного не мог он побороть: страсти к рыбной ловле. Хотя и знал, что этим очень волнует мать. Но зато Ленька никогда не возвращался с пустыми руками. Свежая, соленая и вяленая рыба не переводилась в доме, семья даже в самое трудное время не голодала.

Альке что! Пацан еще. Воткнется в свои книжки, и весь тут. А Леньке есть о чем думать…

И дедовский дом оказался не вечен. Совсем прохудилась крыша. Весной ручьем текло. Листов десять железа надо. В магазине нет. А на толкучке — ого-го! — сколько рубликов стоит. А где их взять?..

Когда, приехав в лагерь, Ленька узнал, сколько в селе садов осталось без хозяев, он сразу понял, что тут пахнет заработком. Прикинул: гривенник за яблоко. Десяток — уже рубль. А на одном дереве сколько таких рубликов висит? Ого! Тут не только на крышу, а еще и на велосипед заработать можно…

Какой-то шум отвлек его от мыслей. Ленька выскочил из-за белой глыбы, в тени которой он сидел.

Откуда-то сверху сорвался камень. Подскакивая, как мячик, по крутому срезу горы, он все набирал и набирал скорость. Подскочив в последний раз и описав в воздухе дугу, он пролетел над Ленькой, ударился о скалу и разлетелся каменными брызгами.

«Вот бы такой рубанул — и сразу покойник, — как-то безучастно, как о постороннем, подумал он. — Или под обвал попасть. А что?.. Пусть. Только бы не до смерти». Леньке представилось, как его находят всего в крови, израненного камнями, и несут на носилках в лагерь. «Небось бы и про яблоки тогда забыли, и про все! Забегали бы, засуетились…»

— Ма-а-а-а-а! — вдруг резанул в уши тонкий полный ужаса крик.

Ленька глянул вверх и ужаснулся. С карниза метрах в тридцати над дном ущелья падал мальчишка. Он перекувыркнулся в воздухе. Как котенок, упал всеми четырьмя конечностями на крутой скос каменной осыпи. С потоком щебня и камней пролетел еще метров пять и… Ленька замер… Дальше покрытый щебенкой склон обрывался почти отвесно на пятнадцатиметровую глубину. Внизу, как спина какого-то исполинского ящера, топорщилась гряда острых обломков скал. Не удержится пацан на осыпи, сорвется на эти скалы — и конец.

Камнепад ударил по обломкам скал. Закрыв все белой пылевой завесой, сорвался поток щебня. Когда пыль чуть отнесло ветром, Ленька увидел: не сорвался! Пацан в голубой майке каким-то чудом зацепился на краю отвесного обрыва за корни когда-то росшего здесь и давно умершего дерева. Но сколько он сможет продержаться? Минуту? Две? Ослабеют руки, и он свалится на острые скалы.

Раздумывать было некогда. Ленька, не знавший и не любивший гор, вдруг принял самое верное решение. Нужно подняться по склону слева чуть выше пацана. Там не так круто. До тех вон кустиков. И оттуда бросить веревку… Веревку? А где ее взять? Он обшарил карманы. В них и за подкладкой кепки нашел моток шелковой лески и кусок крученого английского шпагата. Леска толстая, выдержит. Шпагат — тем более.

— Держись, пацан! Держись! — закричал Ленька и полез в гору.

Ободрав в кровь руки, изорвав одежду, он все же вскарабкался до тех кустов. Отсюда до пацана было всего метров двенадцать-пятнадцать. Он всмотрелся и узнал того мальчишку, что уговаривал его вернуться в лагерь. Узнал и не удивился.

— Эй, пацан, как тебя там!..

— Вовка… Я упаду, Клещ! У меня руки не…

— Держись, жмурик! Я брошу шпагат. Крепкий!

Ленька бросил шпагат, связанный с леской, предварительно закрепив на конце камень. Вовка вцепился в него, чуть не вырвал из рук.

— Легче! Холера тебе в бок! — ругался Ленька. — Поднимайся на уступчик!.. Не бойся! Я помогу!.. — а сам, чтобы освободить руки, привязал конец лески к пряжке пояса. Ремень моряцкий — выдержит.

Ленька потянул, и Вовка, держась за шпагат, добрался до небольшого выступа прочной скалы, выпиравшего из осыпи. Клещ облегченно вздохнул: теперь не сорвется. И вдруг услышал плач Вовки.

— Ты чего?

— Руки порезал… до крови… Веревку держать не могу…

Тогда Ленька придумал. Подтянул шпагат к себе, завязал большую петлю и снова бросил Вовке. Теперь нужно было только забраться в петлю до пояса и закрепить ее, чтоб не затянулась…

Когда Ленька подтянул Вовку к себе до куста, он был таким мокрым, будто его облили из ведра. А Вовка, так хорошо державшийся на краю обрыва, вдруг обмяк и потерял сознание. Пришлось нести его по крутому склону на плечах…

После рассказа Вовки Сергей как-то по-новому посмотрел на Леньку. И не скрыл этого.

— Не думал я, Клещ, что ты таким быть можешь!

— Чиво? Это што Вовку вытащил?.. Так что ж, я, по-твоему, каркадил? — он помолчал и беспомощно оглядел себя: — Штаны вот изодрал вдрызг. Почти новые. Мать к новому году покупала.

Сергей и сам только заметил, что от рубашки и черных в полосочку бумажных штанов Леньки остались одни лохмотья.

— На хоть заколи чуть, — Сергей протянул Леньке две английских булавки.

— Не надо. У меня есть. — Ленька вытащил из кепки большую цыганскую иголку с длинной суровой ниткой и, не снимая штанов, стал зашивать самые большие дыры.