Лагери смерти в СССР - [14]

Шрифт
Интервал

 Все молчат.

— Не знаете, так скоро узнаете. Здравствуйте, пересыльная рота!

— Здррррррраааа!

— Хорошо, но еще не совсем хорошо. Отвечать так, чтобы в Соловках колокола гудели-Чтобы в Ленинграде было слышно! Здравствуйте, пересыльная рота!

— Здррраа! как раскат грома, раздается ответное приветствие.

Помкомроты посылает сказать командиру, что партия готова.

Вот идет и сам командир роты. Он низко надвинул евою шапку и остро блестит из под нее глазами. Дневальный караулит у двери, чтобы не прозевать его прихода. Вот комроты на пороге барака. Помкомроты набрал полные легкие воздуха я орет:

— Пересыльная рота, смирно! равнение на середину!

— Здравствуйте пе-ре-сыль-ная рота! - здоровается комроты.

—Здрррааа...! с дребезжанием оконных стекол отвечают прибывшие.

Беда той партии, которая почему-либо ответит командиру роты без дребезжания оконных стекол. — «Товарищ помощник, вы еще не научили заключенных отвечать на приветствие командира роты, как следует», скажет ротный командир и уйдет. Не успеет он выйти из барака, как заключенные услышат: «Партия, слушай мою команду налево, направо, кругом! и потом несколько сот раз «здра», и «здра»» и «здра»... После этого помкомроты опять посылает за командиром роты....

Если случалось, что к вновь прибывшей приходил кемьперпунктовский лагерный староста Курилко, тогда совсем беда. Этот совсем психически больной тип по 3—4 часа муштровал заключенных, поворачивая «направо, налево», опять «направо» и «налево» и кругом; по 500—600 раз заставлял отвечать «здра», двадцать раз повторял: Это вам не Бутырская тюрьма. Это вам не Таганка, а это четыре огненные буквы: «О.... Г.... П.... У....»; говорил, что научит ходить «вокруг столба прямо», отвечать так, «чтобы В Соловках колокола гудели», чтобы в «Ленинграде было слышно», «чтобы шапки с голов летели» Все это собственные выражения Курилки, он первый стал их употреблять. Командиры рот, их помощники и комвзводы переняли их от изобретателя. Кто только не знает в СЛОНе Курилку! У кого не становятся дыбом волосы, когда он услышит секретнейшее сообщение: — «Курилко идет». — Что, шакал, ты еще жив? — спрашивает обычно Курилко какого - нибудь встретившегося заключенного?

— «Так точно, жив». — «Десять лет ты, брат, прожил лишнего», скажет, сверкнув зверинными глазами Курилко и пойдет дальше.

— Заключенные! отдает распоряжение помкомроты, когда командир роты ушел к себе на отдых, — вылетайте по одному, пулей! — за своими вещами.

— «Влетай пулей на нары!» кричат комвзводы идущим со двора с вещами.

— «Гражданин начальник, на нарах уже места нет, там уже повернуться нельзя. Куда прикажете поместиться?

— «Лезь под нары!

— «Там, гражданин начальник, ничего не видно, да и вода там везде».

— А... К теще в гости приехал, что ли?

Влетай!...

Претендующий на сухое место, получив удар, влетает под нары. Там он сидит, пока не услышит новую команду и думает о том, что его еще ожидает впереди. А впереди, читатель, у него длинный, тяжелый и до жути страшный путь. Быть может он вспоминает мать, отца, детишек свой дом, родную деревню, свою, пусть теперь, закрытую, но такую памятную и сердцу близкую церковь. Возможно, он надеется ее снова увидеть. Если надеется, он глупец: из СЛОНа он к родным местам и липам не возвратится.


Врачебный осмотр. «Вылетай пулей из барака!» Кричат минут через двадцать—тридцать ком взводы притихшим заключенным. Все стремглав бегут на двор и без команды, сами знают обязанность встроятся по четверкам.

— Чище разберись в четверках! опять орут комвзводы. Первая четверка, три шага вперед, марш! Вторая! Третья! Четвертая!

Это новая поверка. После нее 200-300 человек ведут на освидетельствование. Пока врач осматривает одного, остальные стоят на дворе и, если это зимою, на сорокаградусном морозе лязгают зубами, как голодные собаки. А комвзводы то и дело орут: «Чище держать равнение в четверках»! «Руки держать по швам»! «Не разговаривать»!

Любопытно происходит это «медицинское освидетельствование».

— Иванов!-вызывает заключенного писарь, устроившийся по инвалидности на канцелярскую работу.

— Иван Макарович!-выкрикивает в ответ свое имя и отчество Иванов, наученный этому приему еще в тюрьмах, через которые он шел этапом.

— На что жалуешься, Иванов?-спрашивает врач.

— Да я, гражданин начальник, (для него и доктор стал начальником),-слабый я очень...

— Сними рубашку.

— Иванов еще не успел снять рубашку и наполовину, а доктор уже говорит; «пишите четвертую категорию».

— Следующий, Иванченко! кричит писарь.

— Товарищ командир взвода, прикажите заключенным раздеваться в коридоре, дает распоряжение какой-нибудь лекпом. А в коридоре, если это зимою, градусов 20 ниже нуля.

— Иванченко, на что жалуешься?

— Слабый я, гражданин доктор...За неделю, как выехал из Ростова, совсем отощал: полфунта хлеба...

— Довольно ныть, перебивает командир взвода, присутствующий при освидетельствовании — отвечай, что болит у тебя?

— Пишите четвертую, торопится доктор.

— Петров!

— Николай Ефимович!

— На что жалуешься?

— У меня туберкулез, гражданин доктор.

Справку об этом от доктора у меня отобрали в Бутырке...

— Четвертую! говорит писарю доктор.


Еще от автора Николай Игнатьевич Киселев-Громов
С.Л.О.Н. Соловецкий лес особого назначения

Эта книга - свидетельство человека, видевшее воочию повседневную жизнь Соловецких лагерей особого назначения. Воспоминания написаны не бывшим лагерником, а лагерщиком, наблюдавшим жизнь со смотровой вышки. Николай Киселёв был один из беглецов, сумевших вырваться за границу и опубликовать свою рукопись. Книга посвящена памяти людей, навсегда оставшихся в болотах Соловецких островов.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.