Лачуга должника - [42]

Мы поспешили на палубу и там, держась за леера, встали возле спасательного бота номер 19. Судно дрейфовало лагом к волне. По океану шла крупная зыбь. "Балтию" мотало, и все явственнее ощущался крен на левый борт и дифферент на нос. Почти все члены команды были вполне спокойны, лишь у очень немногих на лицах отражалась растерянность.

Когда один особенно высокий вал окатил нас по самые плечи, Белобрысов, приблизив губы к моему уху, вдруг произнес с какой-то зловещей задушевностью:

- Хорошо бы нам в этой обстановке малыша на двоих раздавить, а?

Бедняга от страха сошел с ума, мелькнула у меня зловещая догадка. Хочет убить какого-то ребенка и подговаривает меня стать соучастником преступления. Он даже не помнит, что на "Балтии" только взрослые.

Однако, когда следующая большая волна оторвала одного из испытуемых от борта и потащила по палубе, Павел мгновенно среагировал, кинувшись на выручку вместе со мной. Вскоре я пришел к выводу, что он нисколько не испуган происходящим. Я начал догадываться, что "раздавить малыша" - это какая-то идиоматическая ритуальная фраза двадцатого века, которую предки наши произносили в ответственные минуты их бытия. И меня опять поразила ностальгическая привязанность Белобрысова к старине. Даже здесь, на тонущем судне, он продолжал играть свою роль "пришельца из минувшего"!

- Плавсредства не применять! К нам идет помощь! - послышался голос капитана, и через мгновение в двух кабельтовых от нас из океана вынырнул оранжевый УТС. Он облетел "Балтию" по широкому кругу,- и вокруг гибнущего судна возникло просторное ледяное поле. Спасатель снизился на лед рядом с "Балтией" и распахнул свои люки, из которых выдвинулись три трапа.

- Всем перейти на УТС! - распорядился капитан.- Плавание завершено, заключительный испытательный тест "Катастрофа в океане" закончен!

Через четыре часа мы были в Ленинграде.

Нас собрали в аудиториуме СЕВЗАПа, где диркосм объявил нам результаты испытаний и сообщил имена тех, кто включен в состав экспедиции. По сумме плюсовых пунктов Павел Белобрысов прошел первым, я - вторым.

10. СПРАВКА О НАИМЕНОВАНИИ

Поскольку все дальнейшие стадии обучения и подготовки подробно изложены в "Общем отчете", мне хотелось бы сразу перейти к описанию полета. Но прежде я должен объяснить Уважаемому Читателю, почему наш межпланетный корабль получил такое странное имя - "Тетя Лира".

По давно установившейся традиции наименования межпланетным средствам сообщения дают те, кому предстоит лететь на них; производится некая жеребьевка, в которой участвуют все члены экспедиции. Когда наш корабль был спущен на воду со стапеля судоверфи, диркосм СЕВЗАПа созвал всех нас и вручил листки бумаги, чтобы каждый написал то название, которое следует, по его мнению, присвоить кораблю. Написав на своем листке "Адмирал Кубриков", я вручил его диркосму. Остальные тоже сдали ему свои листки. Все бумажки диркосм (человек, в полете не участвующий) перемешал, перетасовал и направился в ближайший сад. Наименователи все шагали за ним, соблюдая дистанцию в двадцать шагов. Когда в аллее сада показалась молодая женщина, ведущая за ручку девочку лет четырех, диркосм подошел к ней и спросил, умеет ли ребенок читать.

- Нет, что вы! - ответила мать.- Читать Маруся еще не умеет.

- Тем лучше! - сказал диркосм и, разложив на земле бумажки, попросил ребенка выбрать одну из них и отдать матери. Девочка так и сделала.

- "Тетя Лира",- с удивлением прочла женщина.- Кто это?

- Не кто, а что,- огорченно произнес диркосм.- Так будет называться космический корабль.

- Не обижайтесь, это я такое название придумал,- заявил Белобрысов.- В честь одной гражданочки… Вернее, в память о ней.

- Я считаю, что мы все должны проголосовать за отмену подобного наименования,- громко произнес я.- Назвать так корабль!..

- Название вполне идиотское,- высказался Терентьев.- Но оно уже существует. Закон есть закон!.. Да и кто знает, может, эта тетя принесет нам удачу. Увы, Терентьеву "эта тетя" удачи не принесла.

11. ДЕНЬ ОТБЫТИЯ

И вот настало 12 июня 2150 года - день нашего отбытия в небесное пространство. "Тетя Лира" стояла на плаву в открытом море на траверзе Толбухина маяка. Был полный штиль, и наш громадный космический транспорт - гибрид звездолета и морского корабля - четко отражался в водах Балтики. С утра палуба его кишела людьми, провожающими своих родственников, корреспондентами, сотрудниками СЕВЗАПа и просто любопытными. Все время снижались на универвелах новые и новые посетители.

В этой толпе с некоторым удивлением приметил я и дядю Духа. Неся пузатый портфель, престарелый ароматолог целеустремленно лавировал среди публики, направляясь к трапу, ведущему в глубь корабля. "А он-то зачем сюда явился?" - мелькнула у меня мысль. Но я тотчас забыл о нем, ибо увидал в воздухе Марину; рядом с ней на детских универвелах летели моя дочка Нереида и сын Арсений. Нажав кнопки вертикального спуска, все трое припалубились возле меня и спешились, прислонив универвелы к фальшборту. Я повел свое семейство во внутренний коридор. Мы подошли к Пашиной и моей каюте. Я постучал в дверь, ибо знал, что однокаютник мой здесь: он заранее сказал мне, что никого не известил о дне отлета, поскольку "долгие проводы - лишние слезы", и добавил к этому странное двустишие: