Лаборатория доктора Кварца в Тихом океане - [13]

Теперь, однако, Занони, поймала себя на том, как в ней вырастает страшная ненависть к этому вкрадчивому, бессовестному, постоянно одинаково улыбающемуся негодяю. Эта ненависть въелась ей в плоть и в кровь, и она поняла, что ее последним убийством будет убийство доктора Кварца.

Все более и более искренне привязывалась эта преобразившаяся в ягненка тигрица к своему мнимому супругу. Часами она просиживала у Ника, держала его руки в своих и ласково гладила его по волосам. Иногда, когда врачи за ней не следили, она наклонялась над больным и покрывала его лоб и глаза жгучими поцелуями.

Это новое ощущение было так дивно хорошо! Она раньше издевалась над любовью, отстраняла от себя с жестокой насмешкой всякую ласку, а теперь ее пленила эта всеобъемлющая страсть. В первый раз за всю свою жизнь она испытывала все блаженства любящей женщины.

Ее даже не могло отрезвить то обстоятельство, что кругом все было построено на жалком обмане, на недостойной, уродливой игре. Она все больше и больше отдавалась своей мечте и бывали часы, когда она сама считала правдой сладкую мечту об имении в далекой Англии и любимом супруге в лице доверчиво улыбавшегося ей больного.

Это сознание, что все преступления и вся страшная вина, которую она взяла на себя, все-таки не убили в ней женщину, что даже в ее душе сиял луч того божественного светоча, которым существует мир, словом, сознание, что она способна чувствовать, мыслить и любить, как женщина, доставляло ей неописуемое блаженство и вместе с Фаустом она готова была воскликнуть: "Остановись, мгновение, ты прекрасно!"

При всем этом в лице жертвы доктора Кварца она любила далеко не знаменитого сыщика Ника Картера, нет, в его лице она любила свою мечту, своего несуществующего мужа, столь нуждающегося в ее уходе и заботливости, Альджернона Траверса.

Доктор Кварц как-то с усмешкой заметил ей:

– Мне кажется, Занони, ты влюбилась в нашего благородного лорда?

– Нет, не опасайся этого, – резко ответила она, – но во мне проснулось сознание, что я, быть может, могла бы любить и быть любимой, если бы ты не попался мне на дороге. Я не хочу тебя видеть, оставь меня, Джек! Не лишай меня моей короткой мечты, пока она еще длится! Во мне что-то творится, чего я сама не понимаю, и лучше будет, если ты не станешь будить спящую тигрицу. Ее необузданная ярость может обратиться и против тебя, так как все мои познания, все мое умение кажутся мне жалкими при сравнении с тем тихим блаженством, какое ежедневно снова воскресает в любящей и любимой душе бедной женщины!

Доктор Кварц ограничился насмешливой улыбкой и пожал плечами.

– Ты должна была бы стать поэтессой, – заметил он с ядовитой колкостью, – а что будет тогда, когда лорд Альджи превратится снова в нашего смертельного врага Ника Картера?

Она холодно взглянула на него.

– Тогда лорд Альджернон будет мертв – это он внушает мне поклонение, так как своей беспомощностью научил тому, чему я не научилась у тебя при всей твоей мудрости! Ник Картер будет ненавидеть меня, как всегда, и я не сомневаюсь, что отвечу ему тем же. Но ты лучше сделаешь, если оставишь мне мою кратковременную мечту и забудешь прежнюю Занони, которую ты знал. Ник Картер видит последний счастливый сон, дай и мне принять в нем участие.

И она наклонилась к счастливо улыбающемуся ей Нику и обвила его шею руками.

* * *

Яхта "Дуняр" плыла довольно долго. Не было сделано ни одной остановки на попадавшихся ей по пути островах.

Ник Картер все еще не мог ходить по палубе без посторонней помощи; его нежно поддерживала рука Занони, изощрявшейся в проявлениях своей любви.

Они по целым часам сидели рядом под навесом передней палубы, далеко от обоих врачей и команды, держали друг друга за руки и в немом блаженстве глядели на зеркальную, темно-синюю гладь. Когда Ник Картер начинал говорить о своей мнимой родине и просил Занони рассказать ему о ней, она описывала ему один из прелестнейших замков.

Таким образом, Ник Картер, если не принимать во внимание постоянную физическую слабость и дряхлость, был вполне счастлив.

Наконец на горизонте показался маленький островок.

Он предстал перед глазами путешественников в виде громадной, круглой скалы, некогда представлявшей собой, вероятно, коралловый риф. Нигде не было видно зелени. Мрачные скалы, мертвые и недоступные, поднимались из окружавших их волн.

Но яхта зашла за остров и на юго-восточном конце его дошла до описанного старым капитаном Тарбелем прохода.

Море было спокойно, точно летний пруд в жару, так что "Дуняр" безостановочно прошла через проход во вместительную гавань; там она подошла прямо к берегу и была прикреплена длинными и толстыми канатами, так как до дна было слишком глубоко, чтобы бросить якоря.

Глазам прибывших представилась дивная панорама. Темно-зеленый луг тянулся ковром до самых скал, его осеняли высокие пальмы и другие тропические деревья, свежий ветерок дул по изумрудной глади воды, а это было вдвойне приятно после стоявшей в открытом море жары.

– Здесь рай земной, – шептал несчастный Ник Картер, глядя широко раскрытыми глазами на чудную картину природы.

– Ник, – шепнула Занони, невольно забывшись, – нас здесь ожидает ад!