Лабиринт - [15]

с такой громкостью, которая в обычные дни заставляла Сару стонать.

Джареф с любопытством смотрел на младенца, и легкая улыбка не сходила с его лица. В этом месте кроме Джарефа, пожалуй, и некому было интересоваться Тоби. Там вокруг скакали лишь домовые: рогатые, или поросшие густой шерстью, или в шлемах, надвинутых на морды. Они скакали по вонючему полу, по ступенькам королевского трона, гонялись за цыплятами или за черным поросенком, на которого тоже был нахлобучен шлем. Некоторые домовые ссорились и бранились из-за лакомого кусочка, некоторые залезали в банки и горшки, в надежде отыскать что-нибудь вкусненькое. Кто-то, сидя на корточках раздирал и обгладывал кости, а кто-то лишь злобно поглядывал на остальных своими безумными глазами.

Весь пол в зале был завален полупустыми большими тарелками: с объедками пищи, кусочками протухшего мяса, гниющими овощами, всякими отбросами и прочей гадостью. Небольшой птеродактиль — летающий ящер — грозно хлопал там крыльями, пытаясь воспользоваться удобным случаем, чтоб урвать свою долю. Кривая корона висела над королевским троном как знак могущественного владыки. Корона была украшена рогами барана, и в ней орел-стервятник по случаю свил себе гнездо. А может быть, Джареф поселил его там для своего собственного удовольствия.

Королю гоблинов было необходимо, чтобы его развлекали. Но его подданные — домовые, по правде говоря, были скучными созданиями. Они были настолько тупы, что без посторонней помощи не могли отыскать путь через Лабиринт. У них не было ни ума, ни опыта. В стародавние времена, когда многих непослушных и вредных малышей родители предлагали домовым, Джареф думал, что очень скоро ему попадется тот, кого он сможет сделать достойным своего трона. Тот, чья юная кровь освежит Джарефа и вольет в него новые силы. Тот, кто бодростью духа развеет мысли о старости, которые начали угнетать короля гоблинов.

Но шли годы. Просьбы родителей украсть у них ребенка становились все реже и реже, и от этого Джареф делался еще угрюмее. Он перестал смотреть на себя в зеркало и не подходил к водной поверхности. Он чувствовал, как глубокие морщинки пролегли от углов рта, как избороздили они его лоб.

Удобно расположившись на своем мягком овальном троне, Джареф смотрел теперь на фигурку ревущего Тоби. Если повезет, — думал он, — из малыша со временем может выйти отличный, умненький домовой. Он, наверное, научится разным их штучкам. И уж во всяком случае, оценит самого Джарефа. А там, глядишь, начнет помогать ему и в управлении этим разваливающимся королевством. По крайней мере подбросит Джарефу свеженькие идеи из области шуточек. А то старые проказы, такие, как сотворить овцу о двух головах, заставить свернуться молоко, уронить на пол сковородку, похитить ночную одежду, оставить фруктовые деревья без плодов, сдвинуть с места столы, навести плесень на хлеб, — все они повторялись так часто, что до смерти ему надоели и казались теперь просто жалкими.

Джареф зевнул и устало оглядел тронный зал. Стены были украшены черепами и летучими мышами. Господи, — подумал он, — черепа да еще летучие мыши, — какое убожество. Он с надеждой посмотрел на часы. Стрелки в форме острых мечей показывали половину четвертого. Оставалось ждать еще девять с половиной часов до тех пор, пока звонарь-домовой пробьет тринадцать раз. Надо что-то придумать, чтобы убить это время. Он встал с трона, вытянул руки вперед, расставил их в стороны и начал прохаживаться по залу. Какой-то маленький домовой просеменил рядом. Джареф пригнулся, схватил его за шкурку и поднял в воздух. Домовой очумело уставился на своего короля.

— Ты чумовой домовой, — произнес Джареф и нарочито громко засмеялся.

Все остальные гоблины, как один, завыли от восторга. Ведь Джареф был их королем столько времени, сколько они могли припомнить (но никак не больше четырех секунд). И к тому ж они полагали, что он на веки вечные останется их королем.

От всего этого Джарефа передернуло, и он сморщился как от боли. Сара одна продолжала брести по каменным коридорам: все таким же высоким и пугающим. Но теперь они уже не тянулись до бесконечности в пространстве и времени. Иногда ей стали попадаться перекрестки и развилки, поэтому можно было выбрать, в какую сторону пойти, куда повернуть. Чтобы не запутаться и не кружить на одном месте, Сара придумала такой способ: губной помадой, которую она случайно прихватила из дома, стала наносить стрелочки на стену перед каждым поворотом или переходом. Каждая стрелка показывала, откуда пришла девушка и куда направляется дальше.

Но всякий раз, когда Сара продолжала свой путь, входя в новый коридор, какое-то маленькое существо за ее спиной вытаскивало кирпич с нарисованной стрелкой, переворачивало его вверх ногами и аккуратно ставило на место, так что стрелка больше не была видна.

Сара нанесла уже восемнадцать стрелок, и, когда рисовала следующую, девятнадцатую, кусочек помады треснул и, обломившись, осыпался на пол. Девушка выкрутила остальную часть помады, закончила стрелку, а потом пошла дальше: по новому пути, который она выбрала. За ней неотступно, крадучись, следовал отряд гоблинов. Но Сара неотрывно смотрела вперед и не замечала их. Она сделала еще несколько шагов и попала в огромный каменный мешок: перед ней была глухая стена. Девушка заглянула там во все ниши и закоулочки, за все выступы и столбы, но дальше прохода, действительно, не было. Она удивленно пожала плечами и вернулась назад — к тому месту, где нарисовала последнюю стрелку.