Лабиринт Осириса - [45]

Семья была не такой большой, как некогда. В лучшую пору она насчитывала свыше двадцати пяти тысяч человек. Арабо-израильские войны и экономическая ситуация привели к тому, что это число сократилось всего до нескольких тысяч. Австралия, Америка, Европа – там, а не в Израиле молодые люди видели свое будущее.

Но и поредевшая паства налагала обязанности, а его преосвященство был человеком ответственным. Всех считал своими детьми и, хотя обет безбрачия не позволил взрасти его собственному семени, чувствовал себя отцом. Должен был всех поддерживать и оберегать, воспитывать и отводить от них опасности – в этом заключался смысл отцовства. Памятуя об этих обязанностях, он вышел из ворот храма и, часто бросая взгляды через плечо, чтобы убедиться, что за ним не следят, направился по улицам Старого города.

Хотя собор Святого Иакова и патриархия занимают значительную часть территории Армянского квартала, окружающие их стены оплетены, как поясом, филигранью узких улочек и переулков, отделяющих район от расположенной к востоку еврейской части города. Архиепископ торопливой походкой углубился в их лабиринт, но через каждые пятьдесят метров останавливался и оборачивался. С двух сторон от него вздымались ввысь стены, образуя гулкие каньоны из светлого иерусалимского камня. То и дело попадались серые металлические двери, и на каждой табличка с фамилией жильцов: Акопян, Налбандян, Белян, Бедевян, Сандруни. Висели армянские флаги, плакаты в память о геноциде 1915 года, и всякий, кто останавливался прочитать текст, узнавал, что у евреев нет монополии на страдание. Людей на улицах не было. Из всех кварталов Старого города Армянский считается самым тихим.

В глубине улицы Арарат архиепископ в последний раз обернулся и юркнул в узкий переулок. В дальнем конце он нашел дверь с фамилией Сахаркян на табличке и нажал на кнопку видеодомофона. Прошло несколько секунд, затем послышался лязг открываемых засовов. Множества засовов. Дверь отворилась, за ней стоял мужчина с пистолетом в руке. За его спиной были еще двое, оба с оружием. Архиепископ удовлетворенно кивнул.

– Все спокойно?

– Спокойно, – хором ответили мужчины.

Петросян, благословляя, поднял руку и поспешил по переулку обратно. Сзади раздались стук закрывающейся двери и звуки задвигаемых засовов.

На территории университетского городка в районе Гиват-Рам четырехугольное модернистское здание Национальной израильской библиотеки выглядит как большой бетонный сандвич.

Заведующий читательской службой Ашер Блюм, тощий, как жердь, в толстенных очках, стриженный под горшок, в джинсах на дюйм короче, чем нужно, воплощал своим обликом карикатурное представление о том, как должен выглядеть библиотекарь.

– В субботу мы обычно закрыты, – объяснил он, пропуская Бен-Роя в здание. – Сегодня пришли с Наоми разобрать книги. Я рассказал ей о том, что случилось, и она упомянула мне о листе с записями. Вчера ее не было, иначе бы я связался с вами раньше.

Библиотекарь закрыл за ними стеклянные двери, запер на замок и повел полицейского вверх по лестнице в большое, без перегородок помещение в бельэтаже. Читальные залы открывались на все стороны. На верхней площадке лестницы всю стену занимало большое витражное окно – вернее, триптих из окон. Цветные панели словно горели в лучах утреннего солнца и расцвечивали пол красными, зелеными и синими пятнами.

– Окна художника Мордехая Ардона, – похвастался Блюм. – Наша гордость и радость.

Бен-Рой кивнул, как он надеялся, с видом человека, умеющего оценить прекрасное, и посмотрел на часы. 10.56. Он немного опоздает, но Сара и не ждет от него ничего иного. Запас прочности у него еще был.

Они пересекли лестничную площадку, и библиотекарь толкнул дверь с табличкой «Общий читальный зал». За ней оказалось залитое мягким светом помещение с высоким потолком. Здесь стояли столы и книжные стеллажи, грязные окна с алюминиевыми рамами смотрели на унылый внутренний двор. Прямо за дверью находилась L-образная деревянная конторка, за которой сидела девушка – тоже библиотекарь, но никак не соответствующая стереотипу: привлекательная брюнетка с пуссетой в носу и в плотно облегающей майке.

– Наоми Адлер, – представил ее Блюм. – Она была дежурным библиотекарем, когда сюда в последний раз приходила госпожа Клейнберг.

Бен-Рой тряхнул головой, стараясь оторвать взгляд от девичьего бюста.

– Я так понимаю, вы что-то нашли?

Наоми кивнула и, запустив руку под конторку, вытащила скомканный лист формата А4.

– Госпожа Клейнберг оставила это рядом с аппаратом для чтения микрофильмов, – объяснила она, протягивая лист. – Я поняла, что это ее, потому что узнала почерк. Она вечно оставляла после себя бумаги.

– Когда это было?

– В прошлую пятницу. Утром.

За неделю до убийства Клейнберг.

– Вы спрашивали, что она читала, – вмешался Блюм. – Мы подумали, что это может представлять для вас интерес.

Бен-Рой изучил листок. По своему опыту он знал, что есть такие улики, которые сами просятся в руки – вопят: «Взгляни на меня! Я помогу тебе разгадать преступление!» Но существуют и другие – от них ничего подобного не дождешься. Листок из библиотеки определенно относился к последней категории.