Лабиринт Мёнина - [9]

— Могу. Дурное дело нехитрое… А сам цуан Афия, в случае чего, подтвердит эту информацию?

— Разумеется не подтвердит, — шеф пожал плечами. — Но и не опровергнет. Он попросту проигнорирует всякий вопрос, исходящий от кого бы то ни было, за исключением разве что нашего общего приятеля Гурига: некоторые владыки, знаешь ли, предпочитают общаться исключительно с равными… Но и своему коллеге ответит не раньше, чем через полгода, поскольку торопливость не считается достоинством, приличествующим правителям Куманского Халифата.

— Тоже верно.

Я невольно улыбнулся, вспомнив порядки Куманского двора, от которых и сам пострадал немало: чуть ли не две дюжины дней дожидался аудиенции у халифа. А ведь дело у меня было не просто срочное, а безотлагательное.

— В общем, так, — устало вздохнул Джуффин. — До заката можешь резвиться. Заодно и нашу официальную версию раструбишь на всех углах. И постарайся врать как можно убедительнее, я тебя умоляю!

— Ладно, буду врать, — пообещал я. И после небольшой, но напряженной паузы спросил: — Думаете, я серьезно влип?

— Как всегда, — ехидно ответствовал шеф.

— Какая прелесть! — буркнул я, уже с порога.

Впрочем, не такой уж скверной казалась мне жизнь, когда я покидал дом сэра Джуффина. Во-первых, на пороге топтался мой старинный приятель по имени Хуф. Я бережно взял собачку на руки, чтобы подарить этому мохнатому малышу счастливую возможность облизать мой нос — до сих пор не могу понять, что такого особенного он находит в столь заурядном предмете! Во-вторых, солнечные зайчики по-прежнему жизнерадостно плясали на серебристой поверхности Хурона, не заботясь о безопасности многочисленных возниц, вынужденных пересекать мосты почти вслепую. И, в-третьих, пьянящий ветер дальних странствий уже кружил мою бедную глупую голову. Не могу сказать, что перевозка умирающих стариков на летающем пузыре Буурахри сквозь плотно сомкнутые ряды их старинных врагов — мое любимое занятие, но я очень люблю жизнь во всех ее проявлениях — при условии, что эти самые проявления отличаются некоторым разнообразием.

Одним словом, я был вынужден с некоторым удивлением признать, что настроен скорее оптимистически. Довольно странно, если учесть, что сам сэр Джуффин Халли не был уверен в благополучном исходе моей похоронной миссии.

Настроение стало еще лучезарнее, когда я обнаружил, что владелец крошечного трактирчика, приютившегося в конце Гребня Ехо, выставил несколько столиков на свежий воздух — явление само по себе ничем не примечательное, если бы за одним из столиков не сидела леди Меламори. Ее яркое полосатое лоохи трепетало на ветру, как флаг неведомой державы. Любовь всей моей жизни наворачивала мороженое с энтузиазмом оголодавшего за зиму медведя-шатуна. Она еще и перемазаться умудрилась, совсем как наш пернатый умник Куруш, который, в отличие от нее, не имеет решительно никакой возможности пользоваться салфетками.

Меня она упорно отказывалась замечать, пока я не уселся напротив. Справедливости ради следует отметить, что появление моей физиономии в полуметре от ее носа заставило Меламори на мгновение оторваться от мороженого.

— Здо́рово! — искренне обрадовалась она. — А я как раз тебя выслеживаю. До меня доползли слухи, что ты сидишь дома у нашего шефа: Кофа собственными глазами видел, как твой амобилер пересекал мост. Я предположила, что рано или поздно тебе придется покинуть сие убежище. И вот, как видишь, сижу, караулю…

— Гениально! — вздохнул я. — Собирать информацию ты действительно умеешь. А вот сидеть в засаде — не очень-то.

— Что, скажешь, я плохо сижу? — возмутилась она. — По-моему, так просто отлично!

— Никаких возражений, — моя улыбка помимо воли уползала куда-то за священные границы, в пределах которых, по мнению матушки природы, должна была простираться моя рожа. — Сидишь ты великолепно. И развлечение нашла достойное. Но вот меня ты не заметила. Скажу больше: даже если бы я не ехал по этому мосту в амобилере, а скакал по его перилам в чем мать родила, распевая народные песни жителей границ, ты бы вряд ли оторвалась от мороженого!

— Не преувеличивай, — строго возразила Меламори. — Ну, если бы ты просто скакал голышом, я бы, пожалуй, действительно могла пропустить это замечательное событие. Но если бы ты при этом еще и пел, мне бы кусок в горло не полез… А вообще-то, я решила, что в таком наряде ты и сам меня заметишь. И, как видишь, оказалась права. Так что я очень хорошо сижу в засаде, просто отлично сижу, и попрошу без грязных инсинуаций!

— Инсинуации были, признаю, — покаялся я. — Но не грязные. Я их мыл перед употреблением, честное слово.

— Ну извини, — снисходительно согласилась она. — Ежели мыл, тогда никаких претензий. В знак примирения могу угостить тебя мороженым… только не вздумай тянуть лапы к моему, обжора! Лучше уж я закажу еще одну порцию.

— Это кто еще обжора, — хмыкнул я. — Ладно, заказывай. Мороженого, камры и вообще всего, что душа пожелает. Будем кутить напоследок.

— Ты что, умирать собрался? — хладнокровно поинтересовалась Меламори. — Я бы тебе не советовала. Жизнь, знаешь ли, прекрасна и удивительна.

— Не умирать, а уезжать, — вздохнул я. — И теперь начинаю понимать, что это ужасно. Я уеду на этот грешный Уандук, а ты останешься здесь, и некому будет вытереть твой замечательный ротик, когда ты в очередной раз дорвешься до мороженого, — вот так!