Кыся - [40]

Естественно, это не мои Котовые умозаключения. Я так прекрасно нахватался от Шуры Плоткина, что иногда его мысли и соображения на тот или иной счет автоматически начинаю считать своими. Не потому, что тщеславно хочу присвоить его идею, а только потому, что я с ним совершенно согласен.

Однако, это вовсе не значит, что я согласен с Шурой во всем. Да и Шура на этот счет не очень-то обольщается. Он очень хорошо чувствует, когда мне что-то не нравится.

Кстати, по поводу того же мата. Несмотря на всю свою интеллигентность, Шура пользуется матом достаточно часто и свободно. Хотя у него прекрасный словарный запас и без этого. Но я заметил, что в так называемой интеллектуальной среде мат считается неким шиком! Дескать, вот какая у меня речевая палитра. Могу так, а могу и эдак!..

Но у большинства Шуриных приятелей и приятельниц по университету, по редакции, по Союзу журналистов мат звучит и выглядит в их речи достаточно нелепо. Ну, например, как если бы женщина к вечернему платью, пахнущему дорогими французскими духами, напялила бы вонючие солдатские кирзовые сапоги!

Я привел этот пример не потому, что у нас есть французские духи, а потому, что у нас есть такие сапоги. Они валяются в кладовке как Шурино воспоминание о службе в армии.

Другое дело — Шура Плоткин. У него матерные выражения всегда остроумны и составляют ироничную основу почти любой фразы. Или точно выражают всю степень его неудовольствия и раздражения по поводу того или иного явления. У Шуры мат столь органичен, так прекрасно вплетается в слова, исполненные глубокого и тонкого смысла, что иногда даже не замечаешь, был в этой Шуриной фразе мат или нет!…

Но Шура — человек талантливый. А это дано не каждому.

Теперь обо мне. Почему я так против Человеческого мата?

Может быть, если бы его основу составляла другая тема, или вообще, он был бы совершенно другим, я бы на него и внимания не обратил. Но ругань, построенная (кстати, достаточно бедно!..) только на том, чтобы послать кого-то на Мужской половой член, или в Женскую половую… эту, как ее? Ну, вы знаете, что я имею в виду. Сейчас я просто забыл, как это называется.

Или почему через каждое слово так необходимо трахнуть чью-то, наверное, престарелую Мать, когда вокруг есть туча молодых девок, только и мечтающих об этом?!

И потом… Это же совершенно алогично — считать оскорбительными ругательствами самые замечательные действия, дарованные природой любому живому существу! Действия, доставляющие ни с чем не сравнимое, величайшее наслаждение! Продолжение рода, наконец!.. Что может быть изумительнее, чем «куда-то всунуть» и «кого-то трахнуть»?!

Как же можно из ЭТОГО делать грязную ругань, да еще и пользоваться ею в большинстве случаев категорически не по делу?..

Вот с чем я не согласен. И мой Шура прекрасно об этом знает.

У Водилы же, при всех моих к нему симпатиях, словарный запас конечно же меньше, чем у Шуры. Поэтому мат ему иногда просто необходим. Тут я его понимаю. И если я изредка берусь пересказывать события его словами, то лишь потому, что мне необходимо наиболее точно передать ЕГО впечатления от происходящего. Безусловно, с соответствующей корректировкой текста Водилы!

Не из ханжества, как вы понимаете. Из элементарной чистоплотности, свойственной всему Котово-Кошачьему племени — от саблезубых Тигров древности до сегодняшнего бездомного Кота-Бродяги.

— …мы, понимаешь, с Вебером расшнуровываем задник у фуры, а там, бляха-муха, сидит моя золотая Кыся и умывается, бля!

«Черт подери! Да заткнись ты! Неужели ты, дубина стоеросовая, не понимаешь, что я не так уж просто залез в фургон!» — с изрядной долей раздражения подумал я.

— Слушай, Кыся… Кстати!.. — вдруг насторожился Водила. — А какого хера ты вообще туда полез?

Ну, все… Услышал Господь мои молитвы. Мы — в Контакте!

Теперь осторожненько, небольшими щадящими порциями мне нужно поведать Водиле обо всем, что мне известно. И выработать совместный план действий… Только очень осторожно! Иначе переизбыток информации, идущей от меня, как от более сильной Личности, может Водиле только повредить. Заклинит, и все тут!.. Мне об этом Шура читал в книге доктора Шелдрейса.

— Уж не подложили ли мне чего-нибудь такое в фуру, когда загружали мою тачку этой ебаной фанерой? — подозрительно прищурился Водила. — В той ликеро-водочной шараге, мать их…

Нет, Водила определенно талантлив! Мне с ним просто очень повезло.

Я вообще из везучих Котов. Правда, я стараюсь не сильно обременять Судьбу и для своего «везения» многое делаю собственными лапами. Как, например, с Шурой…

Ведь Шуру Плоткина таким, каким он сейчас есть, практически создал я! Надо было посмотреть, что получил я шесть лет тому назад, будучи еще совсем Котенком, в лице Шуры Плоткина!

Это был какой-то кошмар: молодой, пьющий еврей-неудачник, нигде не работающий из-за уже сложившейся репутации и принадлежности к знаменитому «пятому пункту».

— Да, пишет очень неплохо, но… Вы же сами понимаете, — говорили про Шуру.

Ко всему, Шура был женат на хорошенькой злобной сучке, которой в свое время нужно было всеми правдами и неправдами после университета остаться в Ленинграде, а не возвращаться в свою Вологду. История примитивнейшая и банальная, но от этого не менее горькая…