Кыся - [33]

Нетрудно представить, как Рудик замусорил этим свой рассказ, если за это время мой Водила, слава Богу и на здоровье, не торопясь, успел высосать четыре бутылки «Фишера». Итак.

…Когда раздался стук в дверь бара, Бармен запер рассортированную валюту в стенной сейфик, завесил его большим календарем Балтийского морского пароходства и вышел из комнатки. В дверь бара постучали еще раз. Рудик клянется, что стук повторился с определенно заданной ритмичностью. Не спрашивая «Кто там?» Бармен приоткрыл дверь и впустил в бар… Лысого!

Как утверждает Рудик, Лысого бил нервный колотун. Бармен запер двери на ключ и спросил его:

— Ты чего дергаешься, как свинья на веревке?

— Пойдем в твою каптерку, — дрожащим голосом сказал Лысый.

Но Бармен откупорил банку «Туборга» и пододвинул ее Лысому.

— Пей. И стой здесь. Ты зашел опохмелиться после вчерашнего. Это часто бывает. Я пожалел тебя и нарушил инструкцию — впустил тебя в неположенное время. Невелика беда. А в каптерке — это уже «сговор». Мало ли кто из наших захочет заглянуть ко мне на такую же опохмелку? Бабки нашел?

— Да, где вы сказали. Но там две пачки по пять штук.

— Правильно. Так и должно быть. Одна тебе, вторая — твоему подельнику. Ему сейчас денежка — ой, как нужна! У него все, что нашустрит — на лекарства для его бабы уходит, на гимназию для дочки… Так что ему лишних пять штук совсем не помешают.

— А если он не согласится? — спросил Лысый.

Тогда-то и произошло то, что привело Рудика к решению начать новую жизнь.

Бармен внимательно посмотрел на Лысого через стойку бара, натянул на правую руку резиновую перчатку для мытья посуды, вынул из-под стойки небольшой пистолет с длинным глушителем (мы с Шурой такие пистолеты раз сто видели по телевизору!), второй рукой сгреб Лысого за отвороты куртки, а пистолет сунул ему под нос. И сказал негромко, но отчетливо:

— Так вот, если он не согласится перегрузить ту пачку из своего фургона в микроавтобус «Тойота» с мюнхенскими номерами «М-СН 74–26», который пойдет за вами от самого Киля, ты вот из этой «дуры» отправишь его гулять по небу. А вторые пять косых заберешь себе. Как за сверхурочные. Понял? — и отпустил Лысого, сунув ему пистолет за пазуху.

Лысый чуть не заплакал:

— Да вы что?! Я на такое не подписывался!..

Бармен стянул резиновую перчатку с руки и доходчиво объяснил Лысому, что если он этого не сделает, то тогда ему на помощь придет водитель микроавтобуса «Тойота». Он профессионал высокого класса, и Бармен думает, что ему будет достаточно трех-четырех секунд, чтобы отправить на тот свет и моего Водилу, и Лысого одновременно. Так что пусть Лысый сам решает — стать бедным и мертвым, или остаться живым и богатым.

А еще Бармен открытым текстом сказал, что это его последнее дело — он собирается на покой и рисковать провалом операции не имеет никакого права. В этом деле завязаны такие люди, что Лысый может умереть от испуга, если Бармен назовет хоть одну фамилию! Хотя в средствах массовой информации встречает эти имена чуть ли не каждый день. Вот такие пироги, добавил Бармен.

Тем более, что это Он запродал моего Водилу на ту винно-водочную фирму. Он рассчитал всю операцию. Он придумал способ транспортировки взять пачку десятимиллиметровой фанеры в пятьдесят листов, и в сорока шести вырезать круг диаметром в один метр. И образовавшееся пространство забить пачками кокаина, прикрыв сверху и снизу двумя листами фанеры с каждой стороны. А уже потом запечатать эту пачку — полтора метра на полтора, — в плотный полиэтилен.

Это Он на всякий случай купил ту смену русской таможни, которая отправляла судно в этот рейс. Это Его немецкие партнеры постараются всеми силами смягчить внимание германской таможни, несмотря на все новые веяния. Это Его последнее дело, и он должен выиграть его любой ценой!

— Судя по тому, как Мой был откровенен, я понял, что Лысому никогда не остаться живым и богатым, — мудро заметил Рудик. — Как только его функции закончатся — он сразу же станет бедным и мертвым.

Ну вот, я и получил недостающие звенья в этой цепи… Я только с Барменом пролопушил. Но, наверное, он был слишком умный для меня.

Я внимательно слушал толстого Рудольфа, а внутри, где-то между ушей, все время билась одна и та же мыслишка, почему-то раньше не возникавшая: какого черта я с самого начала посчитал, что обязан ехать с Водилой на целый месяц в Германию к какому-то там Сименсу! Почему мне не пришло в голову слинять с этого грузовика сразу же по приходе корабля в Киль и спокойненько остаться на судне, точно зная, что через три дня я снова вернусь в Петербург, улягусь в собственное кресло и буду безмятежно подремывать в ожидании возвращения Шуры из редакции…

* * *

Естественно, это не ускользнуло от Рудольфа. Вероятно, слишком сильно меня захватила эта запоздалая идейка!

— Послушай, Мартын, — задумчиво сказал Рудик, старательно отводя глаза в сторону. — А почему бы тебе не остаться на судне? Ведь через трое суток мы снова будем в Питере, и ты вернешься к своему Шуре. А, Мартын? Ну, почему МЫ должны участвовать в ИХ делах?!

— О чем он еще говорил? — спросил я.

— Кто?

— Твой.

— А… Еще он сказал, что все это должно произойти там, где вы остановитесь на ночлег. Да, и еще он сказал Лысому, что тот может спокойно ликвидировать твоего Водилу. В России его никто искать не станет минимум месяц. Все будут думать, что он в Германии работает на Сименса. А потом будет пущен слух, что он вообще остался за бугром. Пусть, дескать, ищут…