КВН раскрывает секреты - [42]

Вооружимся терпением, карандашом и блокнотом. Сядем. Понаблюдаем. Набросок за наброском, штрих за штрихом — может быть, из них и сложится желанный портрет.

Но что это? На бумаге едва наметились легкие контуры, а современник внезапно устремился в раздевалку — в середине второго акта, в самый драматический момент, когда герой на сцене, бия себя в грудь перед участниками профсоюзного собрания, осознает одну за другой допущенные ошибки, а героиня, смахнув полновесную слезу, уезжает по непонятным причинам в неведомые края.

Может быть, наш современник не вполне сведущ в тонкостях системы Станиславского, но у него тонкое чутье на ложь и безвкусицу. Он хорошо понимает, когда играют современника, а когда играют «в современника», играют в «жизнь, как она есть». Он переживает вместе с героями Арбузова и Брехта, но он не желает усваивать пережеванные мысли, он говорит: «Спасибо, достаточно», — и идет к выходу.

Ему не сидится не только на красном бархате театрального кресла. Он неспокойный человек, наш молодой современник. Это он идет в рейд «Комсомольского прожектора», выводит на чистую воду нерадивого начальника станции, из-за которого простаивают вагоны, выкапывает из-под снега дефицитные станки, забытые головотяпом завхозом…

Это его рука с красной повязкой хватает за шиворот дебошира.

(Что-то чересчур угловатой и резкой предстает перед нами фигура современника, беспокойного, дотошного. Что же делать — он человек своего времени, своего века. А век наш беспокойный, его эмблема — не лежачий камень у тихой пристани, а взлетающая к звездам ракета).

Впрочем, мы погрешим против истины, если представим характер современника как одну сплошную непоседливость. Это всего лишь черта характера, положительная или отрицательная — кому как нравится. Бывают у современника и минуты тишины, непривычной неподвижности.

…В сутолоке большого города, в потоке людей, спешащих домой с работы, он внезапно остановился. Он смотрит вдаль, на горизонт. Там багровое холодное солнце, опускаясь, запуталось в ветвях по-осеннему нагих деревьев. Но… не будем спешить, не будем греметь около него колченогим мольбертом. Любая неловкость — и «прекрасное мгновение» будет утеряно безвозвратно.

…Тишина. Только из транзистора, перекинутого через плечо, льется знакомое: «Речка движется и не движется…»

Молодой человек тоже движется и не движется. Он вышагивает третий километр между углом и фонарным столбом. Большие электрические часы желтым совином глазом ехидно наблюдают за ним. Смятый букетик засунут в карман пальто. Но… не надо тревожить этого добровольного часового. Ему сейчас не до нас. Он где-то далеко… Он современник всех времен. Он и Ромео, и Ленский, и Фархад, и Отелло. (И чем дальше стрелка часов уходит от условного часа, тем более Отелло берет верх над Ромео.) В нем оживает давно ушедшее прошлое…

…Это было, это было в те года,

От которых не осталось и следа.

Я придумал это, глядя на твои

Косы…

…И возникают картины далекого будущего…

…Через тысячу тысяч лет услышат потомки твой усталый, неведомый голос:

— Милая, это я…

…Не надо мешать ему!

Итак, не по нашей вине портрет так и не удается. Краски не тронуты, кисти остались сухими. Но не будем отчаиваться. У нас в запасе есть более современное средство фотография. Может быть, повезет здесь?

Фотография — творчество момента. Современника не нужно брать под руку и вести в студию. Вооружимся камерой и будем внимательно смотреть вокруг сквозь окошечко видоискателя.

И вот мы возвращаемся домой после удачной фотоохоты. В руках — кипа трудно доставшихся трофеев, уже проявленных и отпечатанных. Пора приступать к оформлению «семейного альбома».

…Этот кадр, видимо, снят в автобусе. Молодой человек в потертой спецовке пробирается к выходу. Лицо его сосредоточенно, и поза не отличается изяществом и грацией. Автобус, должно быть, качает (эх, дороги!), и молодой человек предпринимает героические усилия, чтобы сохранить равновесие без помощи рук. Руки ему нужны для другого. В левой — авоська. Видны свертки, бутылки молока, жестянки с мелкими синими буквами: «Детская питательная смесь». В правой — пачка грампластинок. На верхней надпись: «Эгмонт. Людвиг ван Бетховен».

…В комнату через окно вливается хмурый осенний свет. Два стула стоят спинка к спинке. Два человека сидят на них спиной друг к другу. Он и Она. На полу рассыпаны игрушки. Не по-детски серьезный малыш, засунув палец в рот, озадаченно смотрит на родителей. Совсем недавно эти два человека не могли прожить порознь и дня. Сегодня им нечего сказать друг другу. Кто виноват? Кто прав? Когда началось все это?

…Ослепительный зигзаг молнии перечеркнул надвое темный квадрат фотографии. Могучая стихия напряглась, пробуя силы в дерзком порыве. Кажется, вот-вот она плеснет через край, огненным потоком затопляя все и вся…

Но какое отношение имеет эта фотография к портрету современника? Где здесь его лицо?

Его лицо склонилось сейчас над пультом. Его глаза впились в дрожащие стрелки приборов. Его руки лежат на кнопках управления. Они удержат, укротят могучий порыв стихии, и та рано или поздно смирится, раскроет еще одну свою тайну перед ним, рядовым легиона науки.