Квинт - [2]

Да, он был необычен, он был непривычен, и никто из тех, кто его видел, не мог подозревать, кто перед ним. Да Квинт и сам не знал этого. И вместе с тем, он не был лишен чувств. У него были свои мнения относительно всего, что он видел. Он был задумчив. Он не был зол на людей. И кто поручится, что зависть и горечь не затопляла последние островки в его сердце, когда он смотрел на беззаботные игры детей, на дружелюбные разговоры их родителей. Он так не мог. Заговорить с соседом было выше его сил. Этот несгибаемый с виду юноша был сплетен из сотен страхов, беспокойств. И проходя мимо домов, он внутренне сжимался, боясь поймать насмешливый взгляд. Впрочем, надо сказать, что смешным он не выглядел.

Был он красив неоцененной никем мрачной, замкнутой красотой, был он прекрасно сложен, среднего роста. В каждом точном движении его сквозила уверенность (какой контраст с тем, что творилось у него в душе!) и, как я уже, кажется, отметил, властность. Он был таков, что о нем сочиняли истории. Он был загадочен в своей замкнутой простоте. Его непонятно как сформировавшиеся манеры интриговали. Его не любили. Но им восхищались. Так восхищаются, с безопасного места, красотой зверя. Восхищаются, не допуская даже мысли, что этот зверь хотя бы равен тебе. С пятнадцати лет и всю жизнь, за редчайшими исключениями, Квинт проходил, не расставаясь с коротким мечом. Меч ему достался от отца. Собственно, ничего больше и не досталось. А на медной рукояти было грубо выцарапано "от Велента на память".

Так уж устроен человек, что всегда должен иметь впереди цель. И достигнув ее, если она достижима, человек немедленно ставит новую. В этом смысл бытия: в бессмысленном, в конечном счете, движении вперед. Была ли такая цель у Квинта? Такая страсть, такая тайна, такой идефикс? Разумеется, была. Не могла не быть. Ибо без нее невозможна жизнь, а Квинт жил: он хотел выяснить, кем был его отец. Откуда он появился? Чем занимался? Каких версий не создавало его воспаленное, томящееся под непробиваемой оболочкой воображение. Ему не с кем было делиться, поэтому все его мысли перекипали, плавились в собственном соку, тяжелели, покрываясь темным налетом. Почему меч? И что еще за загадочный Велент? Кто он? Что значит эта надпись? О, хоть бы он появился. Несомненно, несомненно, он прольет свет на все эти тайны. Несомненно, он знает все, этот таинственный Велент, оставивший уродливую надпись на медной рукояти. Квинт ждал Велента как Мессии. Тайн было много, поговорить не с кем. И каждая тайна давила на Квинта, а все вместе они объединялись, танцуя перед его закрытыми глазами смертный танец, причудливо сливаясь друг с другом, извиваясь, сплетаясь в одно целое, доводя его до безумия и даже переводя за эту призрачную грань. Многое, многое может выдержать человек. Гораздо больше, чем может представить.

Итак, кого же мы видим перед собой? Статный юноша (замечу сразу, если еще не замечал, что Квинт был красив), предпочитающий темное, с неизменным мечом, с твердой походкой и уверенными жестами, с проступающими в складках ткани тренированными мышцами. Слегка надменный взгляд. Отрешенность в нем. Царственные широкие ладони. Покрытая легким загаром кожа, немного обветренная. Словом, Квинт производил впечатление. В том числе и на женщин. Но он-то к ним почти не выказывал интереса! Естественно было предположить, что и в душе Квинта царили спокойная уверенность в себе и гармония. Но если бы мы сделали это, то жестоко ошиблись бы. Какая там, к черту, гармония! Душа Квинта - это неразрешенный клубок страха, неуверенности, тончайшего дурмана и легкого, подрагивающего волнения. Багровые, туманные змеи танцевали в его душе свой чарующий танец, сплетаясь и спаиваясь. Оранжевый, будоражащий страх, заставляющий бояться ночи, перетекал в сиреневый тревожный туман, опадал ярко-синей росой отчаяния и вновь взметался, подхваченный мутно-желтым вихрем ежесекундной настороженности. Квинт идет по улице. Сзади раздался смех. Неужели над ним? Неужели над ним? Сердце мягко вздрагивает и теплеет. И Квинт не успевает посмотреть на женщину в окне внимательнее. И вот мысль: в ее взгляде почудилась насмешка. Была ли она? Группа детей. Почему они смотрят в его сторону? Ах, да! Здесь толстый веселый щенок. Но только ли? Только ли? Вот загадка! Еще шаг, и за спиной раздается шум. Обернуться! Но не выйдет ли это глупо? Ему кажется, что если та девушка впереди рассмеется, то он умрет. Но он не умирал. Да и, по правде говоря, никто над ним не посмеивался. Он вызывал уважение, а у некоторых и восхищение. Годы свои он считал аккуратно, и всегда точно знал, сколько ему лет. И с каждым годом увеличивалось озерцо горького недоумения. Вот еще один прошел. И все по-прежнему. И отец, связанные с ним силы, все еще не дают о себе знать. Так чего же именно ждал Квинт? Этого, наверное, не знает никто. А теперь скажите, господа: верил ли Квинт в каких-нибудь богов? Могла ли такая вот душа оставаться открытой сверху? Было ли в ней место для высшего?

Что есть религия? Может ли она быть личной, или же она - всегда общественна? Идея существования богов проста, в сущности. К ней пришли все. Ведь боги - не в мире. Боги - в душах. Человека без религии не бывает. Отсутствие всякой религии - тоже религия. Вера может быть глубоко личной, нераскрываемой, а может быть и демонстративной, и иногда это вызывает почтение, а иногда - раздражение у толпы. Нет пророка!.. О, этот зверь, тигр, светло горящий, человеческая толпа. Все законы истории здесь - в психологии толпы. Она отвратительна всем, даже тем, кто ее составляет, но она есть. И она - то главное ядро, вокруг которого ткется паутина, гордо называемая цивилизацией. Как только человек попадает в утробу этого зверя, он немедленно становится частицей его, и с этого мгновения у человека уже нет своей воли и своих стремлений. Всякая самостоятельность невозможна здесь. Здесь все - гротеск. Все пороки, и только они, возводятся в безумную степень. Толпа не знает благодарности; толпа не знает чести; толпа не знает совести; толпа не знает смущения. Это людское множество, соединенное инстинктом, всегда готово к расправе. Но это - и все, на что оно способно. Только разрушать. Ибо сотворить может только личность. У квинта были свои боги. Никто кроме него их не знал. А сам Квинт не знал их имен. Не знал, сколько их, где они и чем отличаются друг от друга. И откуда они появились у него, тоже не знал. Все это не нужно, уверяю вас! Боги Квинта - это неопределенная сила, способная вмешиваться в мир. И никому, ни одной живой душе Квинт никогда бы не признался, что эти боги существуют. Каждый должен сам дойти до этого понимания. Ему нельзя научить. Ведь никакое внешнее поклонение здесь не сыграет ни малейшей роли. Боги Квинта были смутны. Но разве от этого страдало их величие? Одна обращенная к ним тихая просьба была весомее любых храмов.