Кватроченто - [44]

Затем он продолжил как ни в чем не бывало:

— Однако братство никогда публично не обнаруживало себя. В него принимали далеко не всякого.

— Кого же? — полюбопытствовала я.

— Только выдающихся людей, чьи способности привлекали внимание розенкрейцеров. Нечто вроде аристократии духа: мыслители, ученые, алхимики… — Он сделал паузу и посмотрел на меня пристально, как тогда в моей квартире, с явным расположением или чем-то похожим: я не очень понимала, как истолковать этот взгляд. Мне казалось, что такие перемены в поведении могут быть лишь свидетельством внутренней борьбы. Кашлянув, Росси продолжил: — Образовались различные тайные школы, и отдельные источники утверждают, что к ним принадлежали Пифагор, Сократ, Платон, Иисус Христос собственной персоной, Данте. В эпоху Возрождения такие общества множились по всей Италии, особенно в Тоскане и Урбино. Тем не менее никто не смог установить, кем были подлинные розенкрейцеры, кроме, разумеется, тех, кто вошел с ними в контакт. — Он снова остановился, словно мысль его намного опережала речь. — Сегодня почти нет сомнений в том, что Леонардо входил в одну из этих лож, хотя при той секретности, какую предписывали правила тайных обществ, трудно найти решающие доказательства. Мазони куда менее известен, и о нем нет таких исследований. В каком-то смысле, тем лучше для тебя. — Лицо его озарилось улыбкой соучастия. — Ты будешь вспахивать целину, это большое преимущество.

— Даже не знаю, что сказать, профессор. — Я подняла брови, как бы ставя под вопрос эту сомнительную привилегию. — Проблема вот в чем: я так и не понимаю до конца, что мне искать. Я боюсь, вдруг оно у меня перед глазами, а я и не подозреваю?

— Ну что же, есть простейшие признаки, которые на первых порах могут тебе помочь.

— Например?

— Например, общий для них интерес к научному знанию, подчеркивание ценности человеческой личности, осуждение роскоши и великолепия, в которых купались земные власти, особенно церковные. — Профессор встал и направился к шкафу, стоявшему ближе всего к окну. Проведя пальцем по корешкам книг, он остановился на одной, в зеленом переплете из бараньей кожи, похожей на старинную Библию. Название — «Confessio Fraternalis» — было вытиснено готическими буквами. — Это перевод немецкого труда семнадцатого века, одного из немногих, посвященных ордену. Загляни в него, если хочешь, хотя язык может оказаться трудным для понимания. А посмотри сюда. — Он открыл том на середине и положил на стол передо мной, а сам встал позади, опершись рукой на спинку кресла, склонив свою голову к моей. Я чувствовала его дыхание у себя на затылке. В тексте говорилось про Папу, «узурпатора, змея и антихриста». — Неплохое изложение принципов, — заметил профессор.

Кое-какие схожие мысли мелькали у Мазони — но очень расплывчатые, как бы окутывающие туманом страницы дневника, и зацепиться было не за что. Правда, у меня не было трех последних тетрадей. Мне захотелось рассказать профессору о странном разговоре с Боско Кастильоне, но почему-то я так этого и не сделала. Вероятно, потому, что не рассказала бы о нем и отцу, чтобы не вызывать преждевременного и, возможно, ненужного беспокойства. В архивах по всему миру полно тех, кому нравится считать себя центром Вселенной, точно им поручена некая божественная миссия.

— По-моему, это не очень-то поможет. В те времена любой мог исповедовать такие принципы. Возрождение как раз и отличалось тем, что тогда пересматривалась прежняя система знаний, начали доходить сведения из неизвестных прежде уголков планеты. Возможности были безграничны.

— Здесь ты права, — с улыбкой согласился Росси, — но подумай вот о чем: возможности были безграничны, однако уверенности не было совсем. Что неявным образом привело, скажем так, к философскому головокружению. И здесь-то нашлось место для тайных обществ.

— А какая эпоха обходилась без такого головокружения? Разве сегодня мы не висим в воздухе? Вдруг в наши дни существуют продолжатели дела тех обществ, разные секретные организации? А мы ничего о них не знаем или недооцениваем размах их деятельности.

— Как это не знаем? Знаем, разумеется. Сегодня, как никогда, мир поделен между лоббистами, или группами влияния. Наравне с мафией, ЦРУ, «Опус Деи», ложей «П-два», транснациональными компаниями есть группировки, которые ведут с ними борьбу, противостоят им в глобальном масштабе. Но все эти модные модернистские или постмодернистские измышления тут ни при чем. Не впадай в распространенные заблуждения. «Код Да Винчи», «Протоколы сионских мудрецов», все пророчества о наступлении новой эры — чистой воды мошенничество. Подлинная опасность, как и всегда, исходит из сердцевины власти.

Я вспомнила намеки Кастильоне о скрытой борьбе в Ватикане. Всего пару дней назад я прочла в «Коррьере делла сера» скандальные заявления высокопоставленного представителя Римской курии о слабом здоровье Иоанна Павла II. Прелат без обиняков утверждал, что понтифик не в состоянии руководить Церковью, так что ему надо как можно скорее проявить волю и уйти на покой. Ватиканские воды, очевидно, были взбаламучены. Меня интересовало, какую роль играет во всем этом монсеньор Готье. Но особенно хотелось знать, как же, черт возьми, переживаемые Святым престолом кризис и неустойчивость были связаны с внезапным интересом Ватиканского архива к Мазони и его исчезнувшим дневникам.