Квартира. Карьера. И три кавалера - [61]

То ли оттого, что она поздно встала, то ли потому что резко осталась без привычных уже свиданий по выходным, настроение у нее было необычным. Тревога чувствовалась, но ее пересиливало равнодушие. Скука одолевала, а развлечься не тянуло. Что-то было не так, и все было, как надо. У Трифоновой иногда получалось отключить голову и действовать по наитию. Другое дело, что позволяла она себе это только на собственной территории в одиночестве. Подозревала, именно это качество и выбивает ее из путаной, стянутой во множество узлов, но все-таки состоящей из одинаковых звеньев цепочки обыкновенных людей. В клинике лучше было сомкнуть однородные ряды. Она дорожила своей работой.

Но сейчас Катя стояла посреди хорошо проветренной гостиной. Шел одиннадцатый час утра. Можно было не поддаться желанию, не принять решение, не совершить поступок, но увидеть себя во сне. В этих сновидениях она делала то, что ей никогда не взбрело бы на ум наяву. И не удивлялась.

Девушка аккуратно застелила постель. Отодвинула кровать и вынула из сейфа шкатулку, которую в свой недавний приезд в Москву подарил Иван. Выбрала гарнитур из сапфиров, обрамленных мелкими бриллиантами. Убрала шкатулку в сейф, вернула на место кровать. Достала из шкафа длинное синее платье с большим декольте и синие же кожаные туфли на двенадцатисантиметровой шпильке. Пошла в ванную, почистила зубы, умылась, нанесла на лицо и шею тончайший слой увлажняющего дневного крема, приняла душ, тщательно вытерлась большим полотенцем. Сбрызнулась дезодорантом «Мисс Диор», промокнула подмышки бумажной салфеткой. Вернулась в спальню. Надела платье на голое тело и туфли на босые ноги. Присела к туалетному столику. Долго расчесывала светлые волосы, потом собрала их в тугой пучок и надежно заколола шпильками на границе шеи и головы. Занялась полным макияжем. Надела серьги. Они были увесистыми, но мочки ушей порвать не грозили. Просто отягощали. Просунула безымянный палец в платиновый обруч кольца. Застегнула колье, и оно сразу вольготно разлеглось на острых ключицах. Она думала, что на голом теле платье будет притворяться ночной рубашкой. Ничего подобного. Ее худая фигурка обрела некую плавность, гладкость, едва ли не округлость. И только при поворотах то там, то тут выступали косточки.

Трифонова плотно задернула темные шторы, включила мощную хрустальную люстру. Камни сдержанно и горделиво лучились, будто выбирая, разыграться для новой молодой владелицы, или перебьется. Катя чуть отступила от зеркала, они на секунду вспыхнули. «Ну, вот и поладили», – пробормотала девушка. Она долго стояла, не шевелясь, глядела на собственное отражение и ни о чем не думала. Первая мысль всплыла медленно и торжественно, словно желала соответствовать драгоценностям: «Я выгляжу лет на пять старше. И, наверное, льщу себе. На все семь». Катя раздвинула шторы, выключила свет. Растушевала тени и румяна, стерла алую помаду, накрасила губы розовой. Солнечный луч пробился сквозь тучи и стекло. Сумасшедший октябрь продолжал чудить. А Трифонова уже была похожа на девчонку, которая облачилась в мамино платье и украшения. Если бы ее мама только знала, что такие существуют на белом свете.

Вдруг во входную дверь затрезвонили и, кажется, замолотили ногами. «Кто напился и явился скандалить? Егор? Коля? – панически соображала Катя. – Разве можно было с ними связываться? Не открою, пусть убираются». Но шум продолжался и даже нарастал. Создавалось ощущение, что металлическая преграда вот-вот бесславно падет. Забыв о том, в каком она виде, Трифонова ринулась в холл. Быстро взглянула в глазок. Кажется, дерутся оба чуть ли не на полу. Она вооружилась айфоном, чтобы вызвать полицию, и распахнула дверь. Немая сцена в «Ревизоре» – ничто по сравнению с таковой бытовой московской утренней воскресной. По одну сторону символического порога замерла женщина в вечернем платье и роскошных драгоценных камнях. Их, сволочей, именно искусственный свет единственной лампочки в прихожей устроил. И они начали переливаться как бешеные. Хорошо, что Катя об этом не догадывалась. По другую сторону застыли Станислав в темно-сером костюме и галстуке и Карина Игоревна Иванцова в джинсах и желтой спортивной куртке с букетом из двадцати одной розы в руках. Он держал ее за шиворот, она почему-то стояла на одной ноге. Трифонова опомнилась первой, чем заработала еще несколько баллов по неведомой шкале оценки ее Станиславом:

– Что здесь происходит? Что вы себе позволяете? Немедленно отпустите девочку! Я ее знаю!

Суровый голос начальницы рассеял чары. Иванцова поставила на лестничную площадку вторую поджатую ногу. Станислав ослабил хватку, но упорно придерживал ее за капюшон. Катя не менее свирепо посмотрела на расхристанную подчиненную:

– Карина Игоревна, этот человек напал на вас в подъезде? Вы стучали, чтобы спастись? Я звоню в полицию.

– Не надо! – испуганно воскликнула Карина.

– Погодите, Екатерина, – неожиданно поддержал ее Станислав. – Вы позволите обращаться к вам так, как вы мне представились? Помните, возле ресторана, когда у вас не было сил знакомиться?

– Обращайтесь, – разрешила Трифонова. Если Станислав когда-то служил в армии, ее тон о многом ему напомнил. И он продолжил как по команде: