Квартеронка - [5]

Осмотрев внутреннее помещение «Красавицы Запада», я вышел на палубу. Здесь, на носу корабля, было оставлено свободное пространство, обычно называемое тентом, — прекрасное место для отдыха мужской части пассажиров. Верхняя палуба, на которой расположены каюты, выдается тут вперед; ее поддерживают колонки, опирающиеся на нижнюю палубу. Крышей ей служит штормовой мостик, выдвинутый вперед, как и палуба, и укрепленный на тонких деревянных стойках; он защищает эту площадку от солнца и дождя, а небольшие перила делают ее совершенно безопасной. Спереди и с боков она открыта, что дает возможность пассажирам осматривать окрестности, а легкий ветерок во время хода судна навевает прохладу; вот почему тент — излюбленное место пассажиров. Для их удобства здесь стоят кресла и разрешается курить.

Только человек, совсем равнодушный к кипучей жизни толпы, отказался бы понаблюдать за ней час-другой на набережной Нового Орлеана. Усевшись в кресло и закурив сигару, я решил посвятить некоторое время этому интересному занятию.

Глава IV. ПАРОХОДЫ-СОПЕРНИКИ

Та часть набережной, которая была у меня перед глазами, именовалась портом. Штук двадцать или тридцать судов стояло у деревянных причалов. Некоторые пароходы только что пришли с верховьев реки и выгружали свои товары и пассажиров, очень немногочисленных в это время года. Другие, осаждаемые суетящейся толпой, разводили пары, тогда как остальные, казалось, были покинуты своими экипажами и капитанами, которые, наверно, в это время веселились в шумных ресторанах и кабачках. Изредка показывался франтоватый конторщик в синих хлопчатобумажных брюках, белом полотняном пиджаке, дорогой панаме, в батистовой рубашке с пышным жабо и брильянтовыми запонками. Такой расфранченный джентельмен появлялся на несколько минут у одного из опустевших судов, вероятно, чтобы заключить какую-нибудь сделку, и спешил обратно в город, где его ждали более интересные занятия.

Особое оживление на берегу было заметно против двух крупных пароходов. Один из них был тот, на котором я собирался отплыть. Второй, как я прочел на штурвальной рубке, назывался «Магнолия». Это судно также готовилось к отплытию, о чем говорили суета на палубе, яркий огонь в топках и клубы вырывающегося со свистом пара.

На набережной разгружали последние подводы; пассажиры, боясь опоздать, спешили с шляпными картонками в руках; по сходням тащили ящики, сундуки, тюки, катили бочки; конторщики, вооружившись блокнотами и карандашами, считали и записывали груз; все это свидетельствовало о скором отплытии парохода. Совершенно такая же сцена происходила и перед «Красавицей Запада».

Поглядев на эти приготовления, я вскоре заметил, что между командами пароходов происходит что-то не совсем обычное. Суда стояли у соседних причалов, и матросы, слегка повысив голос, могли переговариваться между собой, что они сейчас и делали. По некоторым долетевшим до меня фразам и презрительному тону, каким они были сказаны, я понял, что «Магнолия» и «Красавица Запада» были пароходами-соперниками. Вскоре я услышал, что они должны отчалить почти одновременно и собираются устроить гонки.

Я знал, что так называемые первоклассные пароходы нередко вступают здесь в подобные состязания, а «Магнолия» и ее соперница относились к этой категории. Оба были пароходами высшего класса и по величине, и по богатству отделки; оба сопершали одинаковые рейсы от Нового Орлеана до Сент-Луиса, наконец, обоими командовали опытные и популярные речные капитаны. Все это неизбежно делало их соперниками, и чувства эти разделяли обе команды, от капитана до слуги-невольника.

Что касается судовладельцев и капитанов, то их соперничество основано на расчете. Победившее судно завоевывает себе популярность среди публики. Самый быстроходный пароход становится и самым модным, и хозяин может быть уверен, что списки его пассажиров будут всегда заполнены, несмотря на высокую плату за проезд, ибо у американца есть такая слабость: он готов истратить последний доллар, лишь бы потом говорить, что путешествовал на самом фешенебельном пароходе, так же как в Англии многие любят кстати и некстати упоминать о том, что они путешествовали первым классом. Тщеславие свойственно не одной какой-нибудь нации, это явление повсеместное.

Предстоящие гонки между «Красавицей Запада» и «Магнолией» разожгли дух соперничества не только среди команд этих судов, — возбуждение передалось и пассажирам. Кажется, многие из них так же увлекаются этими гонками, как англичане скачками. Некоторых, без сомнения, привлекал спортивный азарт, но скоро я заметил, что большинство держит денежные пари.

— «Красавица» должна победить! — кричал за моей спиной какой-то детина с золотыми запонками. — Ставлю двадцать долларов на «Красавицу»! Хотите пари, незнакомец?

— Нет, не хочу, — ответил я довольно сердито, так как он позволил себе бесцеремонно положить руку мне на плечо.

— Что ж, как хотите! — ответил он. — Ваше дело. — И, обращаясь к другому, закричал: «Красавица» победит, ставлю двадцать долларов! Двадцать долларов на «Красавицу»!

Сознаюсь, в ту минуту я предавался довольно грустным размышлениям. Я первый раз пускался в плавание на американском пароходе, и мне вспомнились многочисленные рассказы про взорвавшиеся котлы, пробоины в корпусах и судовые пожары. Я слышал, что гонки нередко приводят к подобным катастрофам, и у меня были основания верить этим рассказам.