Квантовый возраст - [34]

Риман превзошел все ожидания Гаусса. Выяснилось, что, если Лобачевский и Бойаи построили новую геометрию, отказавшись только от пятого постулата Евклида, этот молодой человек, никак не связывая себя с самими основами евклидовой геометрии, создал новую геометрию, целиком основанную на его собственных принципах. И получилось, что существуют целые классы неевклидовых геометрий.

Пробная лекция Римана произвела ошеломляющее впечатление на публику. В те времена господствовал дух страшного консерватизма и формальной строгости в математических кругах. Ни одна работа, ни одно утверждение не принимались Математическим обществом без строгого доказательства. Доказательство было законом. И в таких обстоятельствах первое же выступление Римана, его пробная лекция была настоящим вызовом. Он излагал ее так, что мог вполне обойтись без доски и мела. Он излагал в основном идеи новой геометрии, выдвигал собственные принципы, не думая о доказательствах.

Сидящие в зале были потрясены уже одной формой изложения, не говоря о содержании, которого никто не понял, кроме одного человека. Для него одного и была предназначена лекция. Карл Фридрих Гаусс все понял и оценил. Не просто оценил, а пришел в «высочайшее изумление». Но об этом узнали лишь близкие друзья Гаусса. Риман об этом и не подозревал, он только увидел, как после окончания лекции Гаусс молча встал и пошел к выходу.

Но ни тогда, ни после, в течение всей его недолгой жизни, Римана не волновала реакция публики и вообще общественное мнение, даже если речь шла о первом математике мира. Он делал одно открытие за другим, он читал свои вольные доклады, и не было преград его фантазии. Все, чего касался Риман, приобретало глубокий смысл, и отступал перед ним закон — доказательство. Хорошо известная всем математикам и физикам «дзета-функция Римана», введением которой Риман положил начало аналитической теории чисел, была введена им и полностью описана практически без доказательства. А предположение о местонахождении «нетривиальных» нулей дзета-функции и поныне существует как недоказанная гипотеза Римана. Она войдет в 23 проблемы Гильберта под десятым номером. Хорошо известно, что, когда Гильберта спрашивали, какая, по его мнению, самая важная математическая задача, Гильберт отвечал: «Проблема нулей дзета-функции, и не только в математике, но и вообще самая важная на свете проблема» [25, с. 124].

Есть легенда. Воинственно настроенные математики пришли к Риману и потребовали от него ответа на вопрос, где нули дзета-функции или, может быть, их вообще нет? «Безусловно, есть, — якобы ответил Риман, — но откуда я знаю, где они? Вот когда я умру, я, конечно же, попаду в рай. Тогда я подойду к Господу Богу и спрошу его: „Господи, где же нули дзета-функции?“ И Господь Бог ответит: „Да я и сам не знаю“».

История по достоинству оценила заслуги Римана. Но есть одна сторона деятельности Римана, которая долго оставалась в тени.

Чистого математика неизменно увлекают совсем другие вещи. А именно, чуть ли не единая теория поля. Он интересуется связями между светом и гравитацией, отводя силам природы главную роль в причинах искривления нашего пространства. А так как Риман умер молодым, то остался Риман-математик, а его «физико-синтетические» исследования остались без внимания. Конечно, эти наброски единых теорий поля в настоящее время могут вызвать улыбку у читателя и имеют лишь историческую, но не научную ценность. Еще не появилась на свете электромагнитная теория Максвелла. Но и этого было бы мало. Нужны были еще десятки лет, нужно было родиться Альберту Эйнштейну, чтобы окончательно утвердилась связь геометрических идей с физической природой. Тем более поразительным кажется гений Римана.

Вот что он писал в письме брату:

«Я снова взялся за исследования по связям между электричеством, гальванизмом, светом и тяготением и продвинулся настолько, что смогу безусловно опубликовать их в нынешней редакции. Между прочим, я имею подтверждение сведений, что уже много лет Гаусс занимается теми же вопросами и теперь сообщил об этом нескольким друзьям, в том числе Веберу, однако с обязательным сохранением тайны. Надеюсь, что еще не поздно и что можно будет установить, что все это найдено мною независимо от Гаусса. Пишу тебе без опасения, что ты бросишь мне упрек в неуместной заносчивости» [31, с. 44].

И пять лет спустя сестре: «Мое открытие о связи между электричеством и светом я передал здешнему (т. е. геттингенскому) научному обществу. По многим дошедшим до меня высказываниям следует заключить, что Гаусс построил теорию этой связи, отличную от моей, и сообщил о ней своим ближайшим знакомым. Однако я непоколебимо убежден, что моя теория является истинной и через немного лет будет таковой признана» [Там же]. О связи геометрии пространства с электричеством, гальванизмом, светом и тяготением Гаусс не помышлял. Эта проблема возникнет в XX в. Она стоит и сейчас. Именно эту проблему называют сегодня «передним краем» фундаментальной науки, когда из огромного фронта современных исследований нужно обязательно выделить «передний край».