Квантовое зеркало - [15]

Еловиц пересел на другой стул, стоящий у стола совещаний, чтобы взглянуть Алиссе прямо в глаза.

– Его настоящее имя Бреннан Крафт. Он вырос в Клирлейке, штат Айова.

– Бреннан?

– Обычно он представляется по фамилии, а если называет себя по имени, то сокращает его до «Брен».

Алисса кивнула.

«Значит, прощай навеки, Тео Грант, – с яростью подумала она. – И ты, и Бреннан Крафт. Можете оба гореть в аду!»

7

Аль-Йад без малейших затруднений перебрался в свою новую штаб-квартиру, сменив шатер на резиденцию, которой позавидовали бы многие владыки прошлого. Как он и ожидал, президент Халил Наджар оказался слишком глуп и труслив, чтобы попытаться помешать его переезду. Но в этом случае трусость была правильным вариантом, ведь президент уже получил свидетельства возможностей Аль-Йада и не знал, кому из собственной армии мог доверять.

Несмотря на пышность резиденции, которая представляла собой настоящий дворец, Аль-Йад решил не отступать от демонстрации простоты и безыскусности. Он не позволил водрузить здесь фонтаны или какие-либо статуи. Обстановка была простой и скудной, и все белое, включая его бурнус и куфию, покрывающую голову.

Сейчас он уже почти час совещался в главном зале дворца с человеком по имени Ахмад, одним из его самых доверенных подручных – они обсуждали такие насущные вопросы, как число новых последователей, проблемы снабжения и финансовые поступления.

Богатые последователи Аль-Йада платили ему дань в сорок процентов своего состояния, и он был уверен, что они считают эту дань величайшей честью для себя. А какой человек не счел бы честью служить Великому – Длани Всевышнего на земле?

Хотя Аль-Йад мог увеличить свое богатство в любой момент, воззвав к своим верным последователям, Ахмад считал, что разумно будет следить за сбережениями и вложениями. Однако ничтожность этого занятия начинала раздражать Аль-Йада. Он был выше этого. Он был богом, и ему не следовало иметь дело с такими обыденными вопросами.

Но что действительно задевало его до глубины души, терзая каждый его нерв, – так это то, что он по-прежнему не мог осуществить свое божественное предназначение. Он тратил все больше и больше времени на то, чтобы размышлять об этом, рассылать своих людей по всему миру, взвешивать варианты, но до тех пор, пока он не покончит с этой огромной занозой в седалище, он не сможет обрушить на мир свою истинную ужасающую мощь.

Аллах часто подвергает испытанию добродетель терпения, и Аль-Йад постоянно напоминал себе об этом. Он сбросил оковы человечности, дабы стать богом, и теперь был бессмертен. А что такое для бога несколько лет промедления? Всего лишь мгновение ока.

И все же, по мере того как Ахмад продолжал нудеть, раздражение из-за того, что он не может обрести свое законное место во главе собственноручно созданного им рая, где его будет чтить как бога каждое живое существо на планете, заполонило Аль-Йада. В конце концов он больше не смог сдерживать свой праведный гнев.

– Довольно! – вскричал он, обрывая своего помощника на полуслове. – Все это мелочи. Мне нужно поговорить о более важных вещах. – Он помолчал, размышляя. – Скажи мне, Ахмад, каково настроение моих последователей? Что у них в сердцах?

Ахмад с трудом сглотнул:

– Любовь и почтение к тебе, о Великий. Они слышали твои откровения и наблюдали твою мощь. Твоя слава велика. Они мечтают о земле обетованной, куда ты отведешь их, когда сотрешь чуму неверных с лица земли.

Аль-Йад осознал, что эти слова тоже злят его. Ахмад использовал его собственные речевые обороты, что было кощунственно. Будучи богом, Аль-Йад мог позволить себе говорить языком поэзии, но Ахмаду, низменному человеческому существу, не позволено было подобное.

– Высказывают ли они какие-либо страхи? Жалобы?

– Никаких, о Аль-Йад, – поспешно заверил Ахмад, как будто сама мысль об этом была для него нестерпима. – Ты – Великий. Они лишь возносят хвалы за то, что им повезло жить в эпоху твоего прихода.

– Ты лукавишь, Ахмад.

Лицо Ахмада заблестело от испарины, хотя климат-контроль в сводчатом зале был идеально настроен. Он чуть заметно задрожал.

– Я ни за что не стал бы лгать тебе, о Великий.

– И все же люди есть люди. У них есть заботы. И у них есть жалобы. У них есть соблазны и темные уголки в душах, которые Повелитель Зла использует, дабы испытать их веру и решимость. Так что сейчас ты должен поведать мне самую главную их заботу – иначе я сокрушу тебя на месте. Я раздавлю твое сердце.

Дрожь Ахмада теперь была заметна невооруженным глазом.

– Да, о Великий, – произнес он, и каждая черта его лица отразила испытываемый им ужас. – Они высказывают мало, очень мало тревог, и лишь в редких случаях, – начал он, внезапно обнаружив, что ему трудно дышать. – Один или, быть может, двое гадают, почему мы все еще не воплощаем твое великолепное прозрение в жизнь. Они видели твое могущество и мудрость, о Великий. И они жаждут узреть мир, преображенный по твоему слову.

«Это ключевой момент», – подумал Аль-Йад. Он мог позволить себе сохранять терпение. Он был богом.

Но его последователи хотели, чтобы он нанес удар. И он не собирался объяснять им, что именно сдерживает его. Он должен усилить хватку, в которой держит их. Он должен наглядно показать, что его божественное суждение никогда не следует подвергать сомнению. Следует показать с ясностью – жестокой ясностью, – что он нанесет удар тогда, когда решит его нанести, и ни мгновением раньше.