Квантовая теория любви - [60]
Голова у меня лихорадочно работает. Ведь при мне австрийские документы. Нашариваю их в нагрудном кармане.
Какая эта ежевика колючая!
— Тебя что, выкурить, проныра? Или ты будешь умничкой и сам выйдешь?
Дезертир не шевелится. Втискиваю свои документы под дерновину и присыпаю землей.
Один из казаков на лошади въезжает в заросли. Глаза у него жестокие, движения небрежные и надменные. Я догадываюсь: это, судя по всему, их атаман.
— Ах ты, большевичок беспечный, все кровью обляпал. Вот и еще лужица. Насквозь ты красный, видать.
Его товарищи хохочут. Двое спрыгивают с коней и направляются прямиком к месту, где прячется жертва.
Слышу их голоса:
— С поля брани сбежал, дезертир хренов?
— Только бежать-то тебе некуда. Трусам в России не место.
— Покажись, заячья душонка.
Дезертир внезапно выскакивает из своего укрытия — прямо на преследователей. Они выкручивают ему руки и выволакивают на дорогу. Хотя до них всего несколько метров, они меня не замечают.
Хоть бы пленник меня не выдал!
— Я же сказал, я не большевик и не еврей! — хнычет он.
— Так что ж ты с ними не сражаешься? Кто не с нами, тот против нас, — свирепо отзывается атаман. — Мы-то думали, ты помер. Сейчас исправим ошибку.
— Не убивайте меня. Я большевиков ненавижу всем сердцем. Дайте мне увидеться с женой и дочками. У меня их три. Ведь у вас у самих есть дети, правда? Как они будут без меня?
Атаман вроде бы смягчается.
— Дети, говоришь? Ты-то сам откуда, человечишко?
— Из Кувандика.
— Знаю. Хорошее село, — улыбается атаман. — Да ты уж почти дома. Чем на жизнь зарабатываешь?
— Я шапочник. Льва Борисовича у нас всякий знает, только спросите. — Пленник переводит дух. — Вам каждому подарю по шапке.
— Скучаешь по дочкам-то, Лев Борисович? У меня у самого две. Лет-то им сколько?
— Три месяца не виделись. Старшей двадцать один, средней девятнадцать и младшей пятнадцать. Одна краше другой.
— Вот уж мы к ним наведаемся после того, как ты помрешь.
Казаки гогочут.
Шапочник недоверчиво смотрит на атамана, взвизгивает и заливается слезами.
— Умоляю… не трогайте их… они ни в чем не виноваты…
Он падает на колени, колотит по земле руками.
И внезапно затихает. Смотрит в мою сторону.
Я весь содрогаюсь от ужаса. В глазах у него немой крик о помощи. А что я могу сделать?
Проходит минута, и он отворачивается.
Господи, укрепи дух этого человека, хоть он и антисемит!
— Что сделаем с ним, ребята? — интересуется атаман.
— Накажем по-казацки! — восклицает мальчишка.
— Ура! — кричат остальные и подъезжают ближе.
Шапочника выволакивают на середину дороги и ставят на колени. Двое спешившихся обнажают шашки и становятся по обе стороны от него.
— Пошевелишься — голову срубим.
Подросток пускает свою лошадь вскачь. Прямо на коленопреклоненного дезертира. В глазах у молодого парня восторг. Товарищи подбадривают его. Конь перепрыгивает через согбенную фигуру Льва Борисовича и задевает его копытом по лицу. Обливаясь кровью, шапочник опрокидывается на спину.
Казаки покатываются со смеху. Лев Борисович с трудом поднимается на ноги и стоит-качается. Его взгляд снова устремлен в мою сторону. Он шевелит губами, словно собираясь что-то сказать, но не произносит ни звука.
Его поворачивают лицом к следующему всаднику и опять заставляют опуститься на колени.
— Ох и позабавимся же мы с твоими девчонками, — кричит на скаку казак.
Удар копытом приходится в грудь. Лев Борисович дергается и валится навзничь. Его поднимают. Шапочник судорожно кашляет, отплевывается. Но голос его на этот раз звучит отчетливо.
— Я… не большевик.
— Для нас ты большевик. На колени, мы еще только начали.
— Я… не большевик. — Он мотает головой в мою сторону: — Вон хоть его спросите.
— Кого спросить?
— Да вот человек… в кустах.
Спешившиеся смотрят на меня — и не видят. Лицо мое пылает.
— Где в кустах?
— Вот я. — Выпрямляюсь и продираюсь сквозь кустарник вниз по склону.
— Так вас двое? — осведомляется атаман. — Что же ты раньше молчал?
— Он знает… я не большевик и не еврей, — задыхается Лев Борисович.
— Так вы ж оба дезертиры.
— Он — нет. Он на фронт пробирается.
— Я направляюсь к полковнику Каппелю, — вступаю я, стараясь, чтобы голос мой звучал убедительно.
— Это так, — поддакивает шапочник.
— А откуда вы друг друга знаете?
— Односельчане. — Лев Борисович умоляюще смотрит мне в глаза.
Это с моим-то выговором?
— Это не так. Я шел по дороге, смотрю — в канаве человек лежит. Я привел его в чувство, мы поговорили. Я уверен: он — не большевик.
— А ты-то сам откуда, фронтовик?
— С Украины.
— Да ну? Ой, не похож ты на хохла. — Атаман задумчиво поглаживает бороду. — Звать-то тебя как?
— Сергей.
— А дальше?
Из русских фамилий у меня в голове почему-то вертятся только Пушкин, Толстой и Лермонтов, их книги я читал в лагере.
А, была не была, на начитанных казаки тоже не больно-то похожи.
— Сергей Лермонтов, — объявляю я. — Сергей Александрович Лермонтов.
Атаман и бровью не ведет.
— Значит, Cepera, ты с Украины. А как тебя на Урал-то занесло?
— Мать у меня казачка, а отец украинец. Мы жили на Украине, но материна сестра тяжко захворала, и мы решили перебраться сюда, чтобы было кому ходить за больной.
История подлинная, я услышал ее от какого-то попутчика. Но в моих устах она звучит фальшиво.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Стивен Фрай, подтверждая свою репутацию человека-оркестра, написал историю классической музыки, которую вы и держите в руках. Но если вы думаете, что знаменитый острослов породил нудный трактате перечислением имен и дат, то, скорее всего, вы заблудились в книжном магазине и сухой учебник стоит поискать на других полках. Всех же остальных ждет волшебное путешествие в мир музыки, и гидом у вас будет Стивен Фрай с его неподражаемым чувством юмора.Разговор о серьезной музыке Фрай ведет без намека на снобизм, иронично и непринужденно.
Стивен Фрай и Хью Лори хороши не только каждый сам по себе, превосходен и их блестящий дуэт. Много лет на английском телевидении шло быстро ставшее популярным «Шоу Фрая и Лори», лучшие скетчи из которого составили серию книг, первую из которых вы и держите в руках. Если ваше чувство смешного не погибло окончательно, задавленное «юмором», что изливают на зрителя каналы российского телевидения, то вам понравится компания Фрая и Лори. Стивен и Хью — не просто асы утонченной шутки и словесной игры, эта парочка — настоящая энциклопедия знаменитого английского юмора.
Одри Унгар не видела отца двадцать лет. Профессиональный игрок в покер, он уехал из дома, когда ей было двенадцать, и навсегда исчез из ее жизни. И вот Одри уже за тридцать, и теперь она сама балансирует на грани кризиса среднего возраста. Чтобы вновь обрести себя, Одри решает найти отца, однако выясняется, что сделать она это может, только если сама станет профессиональной картежницей. Но мало научиться играть в карты — надо еще проникнуть в закрытый мир игроков. И ключом в этот мир становится Большой Луи, сварливый гигант, который боится выходить из своей крохотной квартирки на верхотуре дома-башни.
Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку.