Квадратное время - [72]
В крови адреналин и азарт, ведь мне опять повезло!
Попадись на таком смешном расстоянии вместо красноармейцев настоящие пограничники с собакой – не уйти.
Теперь же – попробуйте для начала догнать!..
Часа через три, со всей осторожностью пересекая очередную просеку, я заметил в траве кусок рыжей бумаги. Поднял…
Кулек! Двойной кулек из крепкой проклеенной бумаги.
А внутри крошки настоящего белого хлеба, какого я не видел со времен двадцать первого века!
Мог ли советский пограничник затрофеить буржуйский товар? Безусловно, но…
Я стал внимательнее приглядываться к деталям ландшафта.
Вот через болотце прокопаны осушительные канавки. Раньше подобная агротехника на глаза мне не попадалась, но, кто знает, может быть, именно тут разместился образцовый совхоз ГПУ?
На тропинке – обрывок газеты, язык похож на финский, на котором я не понимаю ни слова. Однако с равным успехом подобную газету могли издать в Петрозаводске для местных карел.
Чуть подальше коробка от чего-то табачного с финской маркой… В которой осталась нетронутой лопнувшая папироса.
Последнее показалось мне убойным аргументом – я перешел на обычный походный шаг, а чуть позже, наткнувшись на очередную торную дорогу, не стал пересекать ее со всей осторожностью и скоростью, а расположился на отдых неподалеку, впрочем, с западной стороны и в удобном для дальнейшего бегства месте.
Ждать пришлось долго.
Раздеваться для просушки одежды и заворачиваться в одеяло и брезент от комаров, как обычно на привалах, я опасался. Спать – тем более. Разве что сменить портянки, подремать да попробовать пришить наконец капюшон, не забывая отмахиваться от полчищ озверевших летающих крокодилов.
Наконец часа через четыре, когда я уже совсем было собрался продолжить поход, на дороге показалась пара пешеходов с винтовками за спиной.
Я лихорадочно схватился за бинокль и с трудом сдержал вопль радости – дошел!
На солдатах красовались кепи, прямо над козырьком блестели одна над другой пара пуговиц, а еще выше – эмблема в виде двойного белого круга.
Остатки здравого смысла подсказали, что долговязый, грязный и оборванный, да еще заросший месячной бородой детина ни грамма не похож на розовощекую девочку в белом передничке и красной шапочке. То есть доверия своим видом не вызовет.
Да и про финнов в СССР поговаривали всякое: и что пять тысяч русских расстреляли в Выборге в восемнадцатом{189}, и что в двадцать первом проклятые шюцкоровцы{190} как раз в этих краях войной пошли против «молодой Советской республики»{191}, а успокоились, только вдосталь умывшись кровью.
Поэтому вылезал я из леса не торопясь, избегая делать резкие движения и, как часто показывали в американских боевиках, с широкой улыбкой и заранее поднятыми руками.
Увы, ни немецкого, ни русского, ни английского или французского языков бравые финские вояки не понимали. Но после отдельных международных слов, жестов и энергичной пантомимы о долгом пути с Соловков – данный топоним им оказался хорошо знаком – ребята реально прониклись. Даже не обыскали, лишь угостили сказочно вкусным сэндвичем с черничным вареньем и показали жестами, куда двигаться.
Пара часов ходьбы до небольшой деревушки при пограничной заставе – и вот в моем распоряжении настоящая баня!
С наслаждением – впервые за два последних года! – я отмылся горячей водой с белым мылом. С немалыми мучениями и порезами, но все же уничтожил бороду и усы одолженным ретростанком Gillette со сменными пластинками-лезвиями – оказывается, тут это совсем не редкость в отличие от Советского Союза. Выстирал белье и в виде отдаленно похожем на человеческий стал ждать развития событий.
Скоро в предбанник вошел какой-то благодушный финн в ярко-желтых кожаных сапогах, потрепал меня по плечу, весело улыбнулся и пригласил жестом за собой.
«Небось отведут в местную КПЗ… – мелькнуло у меня в голове. – Только почему без вещей?»
Между тем на заставе дело явно шло к ужину.
Невдалеке, на веранде уютного домика начальника охраны, стоял укрытый полотняной скатертью стол, в центре которого исходил паром огромный открытый пирог из мелкой рыбы. Рядом под расшитым вручную полотенцем томилась кастрюля с каким-то варевом, на деревянной тарелке высилась стопка блинов или больших лепешек. С краю притулилась пара кувшинов с молоком и какие-то мелочи.
Простенько по меркам двадцать первого века, но, черт возьми, после трех последних дней, которые пришлось провести в буквальном смысле на подножном корме, я был бы рад любому сухарю. Увы, пока мне оставалось лишь отвернуться, чтобы не травить лишний раз душу.
К моему несказанному удивлению, меня провели именно к этому столу и любезно пригласили сесть. Наверное, хозяева догадывались, как опасно оставлять человека из леса рядом с едой, поэтому буквально через несколько минут за трапезой собралась вся застава, то есть полтора десятка мужчин, женщин и детей.
Все улыбались мне, пожимали руку, говорили по большей части непонятные, но явно доброжелательные слова, и никто не намекнул ни интонацией, ни движением, что я – зэка, неизвестный подозрительный беглец, может быть – преступник{192}.
Признаться, ровно до сей поры у меня в голове гнездился страх, что продержат денек-другой, дождутся злой директивы от начальства да погонят под прицелом обратно к границе – сбагрить мою ни разу не ценную персону советским коллегам на расправу. Если не проще – бездонных болот в Карелии хватает и по эту сторону границы. Даже прикидывал чрезвычайный план объяснения или сопротивления.
