Квадратное колесо Фортуны - [6]

О последующих годах своего полуподвального детства Витька никогда не говорил, но однажды, в порыве откровенности, поведал о впервые испытанном потрясении.

Ему было девять лет, когда мать отправила его на всё лето к бабушке, матери отца, которая жила на окраине городка со смешным именем Осташков, у самого берега озера с красивым и таинственным названием Селигер. Бабушку он видел впервые, хотя знал, что в его младенчестве она целый год прожила у них и уехала, страшно разругавшись с Лизаветой.

Старуха Витьке не понравилась — была она криклива, сварлива и всё время по разным поводам ругала мать. Мужа она потеряла ещё до войны. Мать рассказывала, что вёз он зимой дрова через озеро и сани провалились под лёд. Дед сумел выбраться, но сильно простудился и сгорел за неделю. Младший сын, Николай, сгинул без вести где-то под Волховом, а старший погиб в треклятой Москве под колёсами грузовика. Была ещё дочь, Евдокия, но та сразу после войны выскочила замуж за демобилизованного сибиряка и, укатив с ним на другой конец страны, носа не кажет и даже письмеца не пришлет. «Да и жива ли она ещё», — вздыхала бабка. На второй день Витька, устав от бабкиного ворчания, сбежал на озеро. Он ступил на шаткие мостки, к которым цепями были закреплены две лодки. В одной, спиной к нему, сидел мужик и вычерпывал воду. Мостки зашатались, Витька обернулся и увидел перед собой трёх пацанов лет по двенадцать. «Москвач?» — спросил тот, что повыше. Витька кивнул и тут же улетел в воду. Плавать он тогда не умел, и, бешено колотя по воде руками, огласил округу истеричным поросячьим визгом. Троица на мостках захлёбывалась от счастья. Мужик снял цепь с гвоздя и, отталкиваясь веслом, остановил лодку в метре от Витьки.

— Не шуми, — спокойно сказал он, — не потонешь. Я здесь, да и мелковато тут для утопления. У, шпанюки, — погрозил он кулаком мальчишкам, — вот споймаю, так уши-то надеру.

— Ты сперва споймай, хрыч безногий, — пробурчал высокий и, сплюнув себе под ноги, пошел с мостков. Остальные тоже сплюнули и потащились за своим предводителем.

Витька стоял по горло в воде и постепенно успокаивался.

— Ты это, вздохни воздуху-то и присядь под воду, а потом ноги подожми и погляди, чего будет, — потребовал мужик. Витька подчинился и озеро вытолкнуло его тощее тельце на поверхность.

— Ты раз пять так мокнись, прочувствуй, — посоветовал мужик, — Теперь видишь, что не принимает тебя Селигерушко, убедился?

Мужик ткнул веслом в мостки и лодка отодвинулась ещё на метр.

— Теперь набери воздуху, ложись на озеро и загребай руками вот так, — он показал движения, — и плыви ко мне.

Витька переборол страх и… поплыл. Он вцепился в лодочный борт, задыхаясь и дрожа от возбуждения, с ужасом представляя себе обратный путь к мосткам.

— Ну, вот ты и поплыл, малец, — рассмеялся мужик и легко поднял Витьку в лодку, — чуток мясца наберёшь да потренируешься, и будешь на тот берег сигать. Что делать-то будем, назад иль поплаваем чуток?

Назад Витьке не хотелось, да и весёлая троица расположилась на берегу, покуривая и запуская «блинчики». Мужик, как казалось Витьке, вяло шевелил вёслами, однако лодка быстро скользила по гладкой воде.

— Меня Михал Порфирьичем кличут, можно дядей Мишей звать, а тебя как величать будем?

Витька назвался.

— Ну, вот и познакомились. А ты, значит, Петрухе Салтанкину родным сыночком приходишься, — уточнил дядя Миша и, дождавшись Витькиного кивка, продолжил, — А я Петра хорошо знал — мы ведь соседствуем с бабкой твоей, нас только сморода разделяет. Ты какую больше уважаешь, красную иль чёрную?

Витька, уразумев, что смородой дядя Миша называет смородину, сглотнул слюну и признался: — Обои.

— Ты зелёную смороду не таскай, уши оборву, — грозно предупредил дядя Миша, — дождись, пока вызреет, — закончил он и улыбнулся. — Да я всё их семейство хорошо знал. Петька года на два постарше был, а с Николой мы крепко дружбанились: и на улице и в школе вместе, и на фронт вместе пошли. Я то вот вовремя споткнулся, — дядя Миша кивнул на правую ногу и Витька только тогда увидел торчащую из штанины деревяшку, — а Никола дальше в войну потопал, да и сгинул.

Он замолчал и пристально посмотрел на Витьку:

— А ты похож на отца-то, их порода — Салтанкинская. А в Евдоху ихнюю, так я просто влюблён был. Всё обещал ей, что как подрастёт малость да в сок войдёт, так сразу и женюсь. Да, подросла… — он вытащил мятую «Приму» и прикурил, пряча огонёк в широких ладонях. — Я в сорок втором как пришел из госпиталя на костылях, так сразу к ней, ей аккурат в тот год восемнадцать стукнуть должно было. Ну вот, говорю, пришел я, давай, выходи за меня. А она рассмеялась мне в рожу и говорит: «Это за что же мне счастье такое с обрубком век горевать? Утешить один разок могу, а на женитьбу и не надейся». Плюнул я ей тогда под ноги и ушёл. Стерва, конечно, но красивая была, зараза! — с чувством подытожил он.

Дядя Миша бросил вёсла, снарядил пару удочек и забросил крючки по разные стороны лодки.

— Ты рыбачить-то любишь? — он с надеждой посмотрел на Витьку.

— Я не пробовал, — Витька почувствовал себя виноватым перед этим добрым дядькой, научившим его плавать и защитившим от мальчишек.