Квадратное колесо Фортуны - [27]

Лев Михайлович замолчал и о чем-то задумался.

— Ну да, как у молнии, — встрял Витька, — создай ей мишень с накопителем и никакие электростанции не нужны.

Рыжий внимательно посмотрел на Витьку, не издевается ли тот, но увидев добрые честные глаза, согласился:

— Да, примерно так, молодой человек, вы правильно поняли. Поэтому надо использовать все возможности для самореализации здесь и сегодня, а то, что мешает, устранить или исправить.

Лев Михайлович снова потянул из кружки, но она оказалась пустой, и я услужливо плеснул ему — только продолжай. Выпив, Лев хрустнул огурцом и задумался, не жуя и не проглатывая. Я нежно пнул Витьку.

— И какая же у вас была фамилия, если не секрет? — невинно проворковал Витька, изобразив на круглой рожице крайнее любопытство.

Лев Михалыч включился и, соображая, уставился на Витьку недоуменным взором.

— Какая? — переспросил он и напрягся, — Представьте себе — Карачун!

Рыжий ещё больше порыжел, ожидая хохота и насмешек, но мы даже не улыбнулись.

— Вполне нормальная фамилия. В ЦК был, кажется, Пысин и ничего, до вершин добрался.

Карачун не стал возражать и снова ушел в себя. Витька посмотрел на меня и изобразил виноватость.

— Так как же вы всё-таки стали москвичом? — Эту фразу Витька постарался произнести с максимальной долей необидного сарказма, — Вы ведь нам об этом собирались рассказать.

— Да просто всё. — Лёва зевнул и вяло продолжил, — Нашел после третьего курса мормышку, лет на шесть старше, с квартирой: она и мать. Квартирка махонькая, в «хрущобе», но двухкомнатная и отдельная.

— А фамилия? — не вытерпел Витька.

— Громкова! — внезапно раздался голос Анатолия, — Ты же Громков, Лёва?

Карачун мотнул головой и снова замолчал. Я умоляюще сложил руки на груди и выразительно посмотрел на Витьку. Витька с минуту сидел молча, изображая напряженную работу мысли, потом встрепенулся и закинул новый крючок с другой стороны:

— Хорошо, Лев Михалыч, как вы стали москвичом, мы поняли, но где же это? — Витька взял свой бумажный квадрат и несколько рад перекатил его с вершины на вершину, — Всё уж у вас слишком гладко получается.

Карачун посмотрел на Витьку долгим изучающим взглядом и вдруг рассмеялся.

— Всего я вам, конечно, рассказывать не буду, много чего бывает на общественной работе, но один случай расскажу. Вот вам совершенно безвыходная ситуация, в которую я сам вляпался, рискуя потерять всё, и которую разрешил только благодаря своему уму.

Я с благодарностью посмотрел на Витьку.

— С института я взял, или получил, тут уж думайте, как хотите, всё, что мог. И диплом, и опыт, и кой какие связи, и участок в двенадцать соток. Встал вопрос: что делать дальше? Мой детский план был выполнен, а другого у меня не было. Я решил положиться на Него, — Карачун вскинул глаза вверх и я отметил про себя, что наверное в силу своего происхождения он предпочитал лишний раз не произносить божье имя.

— Я взял свободное распределение и стал ждать, уповая на небеса. Не прошло и десяти дней, как моя тёща, работавшая в бухгалтерии Художественного фонда, сказала, что у них освободилась должность заместителя директора комбината. Мне двадцать восемь, в трудовой три записи: делопроизводитель райвоенкомата, служба в рядах СА и учёба в институте. Вы представляете, что значило для меня получить запись: зам. Директора комбината? — Он обвёл нас мутным взглядом и убедился, что мы не понимаем.

— Следующим утром мы с тёщей были в отделе кадров. Седенький старичок изучил мои бумаги и говорит: «Нам нужны молодые грамотные специалисты-коммунисты, мы, ты ведь понимаешь, организация идеологическая, и я бы тебя с удовольствием взял, но есть одна закавыка. Директор комбината человек новый и зама своего только что выгнал взашей. Без его согласия я тебя взять не могу, так что дуй к нему и постарайся понравиться. Имей в виду: он кадровый военный и только три месяца, как в отставке. Ты прямо сейчас поезжай, а я полковнику позвоню». Взял я адрес и поехал. Стучу в дверь, а оттуда голосина, как у Шаляпина: «Заходи». Вхожу. У стола стоит мужичина головы на три выше меня, раза в четыре шире, башка круглая, как арбуз, лицо красное и главное, знакомое. «Здравия желаю, товарищ генерал!» Он улыбается: «Полковник я. В армии служил?» «Так точно, старший сержант запаса». «В каких войсках?» «Ракетные ПВО, Московский округ, в/ч….». «Так мы с тобой однополчане, я в штабе армии служил. Знаю вашу часть, бывал с проверками». «Я вас помню, товарищ полковник». Так мы с ним минут двадцать беседовали, потом спрашивает: «Водку пьёшь?» «Никак нет». «Это хорошо, а то прежнего зама я на пенсию с треском выгнал — уже к обеду лыка не вязал. Слушай команду, сержант: сейчас едешь оформляться, я отзвонюсь, завтра выходишь на работу, до конца недели знакомишься с производством, а в понедельник в девять ноль-ноль жду здесь. Кругом, марш!»

В понедельник прихожу:

— Слушай, сержант, диспозицию. Грядёт, как ты знаешь, пятидесятилетие Октября. Здесь находятся все заказы, которые мы должны за год выполнить, — протягивает он мне толстенную папку, — Я тут человек временный — через два месяца меня здесь не будет. Ты — зам по производству и вся ответственность ляжет на тебя. Сорвёшь задание, партбилет положишь и конец твоей карьере, выполнишь — директором станешь.