Квадратное колесо Фортуны - [13]

Шрифт
Интервал

Через неделю Лизавета озабоченно сказала Витьке:

— Зайди к Алевтине, дело у неё к тебе какое-то.

Алевтина сидела на диване и попеременно баюкала то руку, то ногу. Светка смотрела телевизор. Алевтина попросила Витьку слазить на антресоли. Он взял табуретку, но росточка не хватило, и Светка тяжело поднялась с кресла:

— Пусти, уж, — и, опираясь на Витьку, она с трудом взгромоздилась на его место.

— Держи крепче, а то свержусь, так от тебя мокрое место останется.

Это было правдой — Светка весила килограмм девяносто. Она вытащила два совершенно новых лыжных ботинка, бросила их на пол и соскочила с табуретки так «легко», что во всём подъезде задребезжала посуда.

— Пойди на балкон, — командовала Алевтина, — там, на гвозде лыжи висят.

Витька принёс.

— Пользуйся. Кататься-то умеешь?

Витька стал отказываться, но Светка засмеялась:

— Забирай эту дрянь, она меня чуть жизни не лишила. Меня ведь, как и тебя, на первом курсе запугали этими лыжами, а я на них в жизни не стояла. Купили мы этот комплект, так я на первом же занятии так позвоночником хряснулась, что до самого лета в корсете бегала. Ох уж наша физкультурша перепугалась, что я на неё нажалуюсь — всё в глазки заглядывала и зачёты поставила автоматом, — злорадно закончила она свой рассказ.

— Ты ботинки-то примерь, может и не подойдут ещё.

Ботинки были великоваты — Светка и на первом курсе была девушкой крупной.

Витька стоял красный от смущения, но Алевтина, словно не замечая этого, продолжала:

— Я тебя не для этого позвала, дело есть. Ты ведь в электричестве смыслишь? — Витька кивнул. — Тут вот какое дело: ноябрьские скоро, а у меня витрина в столовой двадцать квадратных метров, её к празднику оформить надо. Художник у меня есть и электрик был из ЖЭКа, но он, пьяница чёртов, подвёл меня на майские: я ему накупила по списку проводов да лампочек, а он запил, гад такой, и ничего не сделал, а ведь знал, зараза, что конкурс идёт на лучшую витрину. Ты как, не возьмёшься помочь? За деньги, естественно.

— Какие деньги, — завозмущался Витька, — я вам даром всё сделаю.

— Не тарахти, — остановила его Алевтина, — на оформление государством деньги отпущены. Мы с тобой официальный договор заключим, как положено. Я распоряжусь, тебе мой зам всё что нужно сюда привезёт, если чего не хватит, скажешь, докупим. В столовой этим заниматься негде, да и чистота там у меня стерильная, сам понимаешь. И, самое главное, до третьего числа всё должно висеть и работать.

На следующий день первой пары у Витьки не было, и он с утра зашел к Алевтине. Он рассказал, что хотел бы докупить, потом засомневался, что её зам найдёт именно то, что ему нужно, и Алевтина по телефону приказала заму повозить Витьку по магазинам. В условленное время зам прикатил на своей «копейке» прямо в институт, и они до вечера мотались по Москве.

Всё свободное время, захватывая и полночи, Витька проводил с паяльником в руках и вечером первого пошел за Алевтиной. Она хоть и хромала, но назавтра собиралась в свою столовую. Прихватив с собой вернувшуюся с работы Светку, они вчетвером зашли в тёмную квартиру. Оставив их стоять на пороге, Витька проскользнул в комнату и щелкнул тумблером. Пустая стена над его диваном покрылась разноцветными пятнами. Витька щёлкнул вторым тумблером и из центра стены полыхнуло огнём. Светящиеся точки разбежались, преследуя друг друга, потом полетели друг другу навстречу, столкнулись, рассыпались на множество осколков и снова помчались в разные стороны.

— Ну, Витька, ты даёшь! — восхищённо ахнула Светка, — Ну ты мастер!

Алевтина ничего не сказала, но крепко обняла Витьку и поцеловала в лоб.

На следующий день Витька развесил своё великолепие в витрине и щёлкнул тумблерами. Втроём, с Алевтиной и художником, они стояли на тёмной улице, любуясь плодами рук своих.

— Знаете, Алевтина Ивановна, — сказал вдруг художник, — я, пожалуй, за ночь переделаю художественную часть композиции, Не соответствует, — уточнил он и ушёл.

— Да, утёрла ты мне нос, Алевтинушка, — раздался сзади мужской голос, по всем статьям утёрла.

— А я предупреждала тебя, Михалыч, что за майское поражение отомщу, — не оборачиваясь хохотнула Алевтина.

— Это кто ж тебе такую красотищу сработал? Дала б адресок.

— Мастеров знать надо, Михалыч. Ну уж бог с тобой, дам. Знакомься. Виктор Петрович.

Михалыч с недоверием оглядел Витьку, но поняв, что Алевтина не шутит, спросил:

— А мне что-нибудь подобное сработать сможешь?

— Кому? — не понял Витька.

— Да вон, — Михалыч указал на соседний дом, где располагался магазин электротоваров.

— К седьмому уже не успею, — честно признался Витька.

— А к седьмому и не нужно, эту битву я уже проиграл, а вот ко Дню конституции загляни ко мне. По рукам?

— Вот ты, Витёк, и начал клиентурой обрастать. Гарантирую, что завтра выпытывать твой адресок и Гиви заявится, — она показала на стоящую по другую сторону улицы стеклянную шашлычную.

Через неделю после праздников Алевтина зазвала их с Лизаветой в гости. На столе стоял торт, фрукты, бутылка «Советского шампанского», искрились хрустальные бокалы.

— Выиграли мы конкурс, Витёк, всем носы утёрли! — Она достала цветную фотографию и протянула её Лизавете, — Смотри, какую красоту наш Витька смастерил.


Еще от автора Андрей Владимирович Глухов
Игра в судьбу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.


Рок-н-ролл мертв

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слова и жесты

История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.


Серебряный меридиан

Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.