Кузя, Мишка, Верочка - [40]

Сквозь эмоции пробилась мысль. Аня вспомнила, как Наташа, детский психолог, рассказывала ей, что ребенок, не справляясь со своими чувствами, может вести себя «наоборот». Ему больно, а он — смеется. Хочет обнять и поцеловать — и больно ударяет или кусает. Конечно, Верочке обидно. Обидно уезжать от горы игрушек, щедро подаренных младшей Верочкой, которая к тому же так радовалась своей новой подружке. Обидно уезжать оттого, что поманило словом «дом» и так быстро и неумолимо закончилось. Аня взяла себя в руки. «Верочка, я очень хочу, чтобы ты еще раз приехала к нам в гости. Ты мне очень нравишься, мне с тобой интересно и хорошо», — сказала она, стараясь поймать Верочкин взгляд. «Пошли скорей, — сердито сказала Верочка и сильно дернула Аню за руку, — там сериал уже начался. Из-за тебя все пропустила», — сказала она, кривя губы.

Аня отвела Верочку в группу. Проследила за тем, как девочка переоделась, отчиталась тете Лене о том, как прошел день, и повернулась к двери. Верочка выбежала из гостиной, где дети от мала до велика припали к телевизору, следя за ходульными переживаниями ряженых под «старый Петербург» героев, и вцепилась в Аню. «Когда ты придешь?» — спросила она. «Послезавтра на работу приду». «Маленькой Верочке скажи… скажи… — девочка мялась, — скажи, что я ее люблю».

В понедельник Аня, как только смогла оторваться от служебных обязанностей, побежала на детский этаж. Верочки не было — все гуляли. Из воспитателей была только одна — та, что к Верочке симпатий никаких не испытывала и считала, что той место «не здесь». Однако деваться было некуда. «Ну как Верочка?» — спросила Аня. «Как-как, — усмехаясь, ответила ей собеседница, — как обычно, воет и дерется!» — «Почему как обычно? — Аня подобралась. — В последнее время на Верочку никто не жаловался, она себя очень хорошо вела, это все говорили». «Может, и вела, — в глазах педагога загорелся нехороший огонек, и Аня поняла, что попалась, — только вот после ваших гостей ничего хорошего».

Получалось, что приехав от Ани, Верочка снова не могла заснуть ночью, подвывала и включала свет. Ее заперли в комнате, чтобы она не выбегала в холл и не будила других детей, и она изо всей силы колотила в дверь, пока ей не дали успокоительных таблеток и не пообещали наказать. На следующий день она отказывалась есть, требуя, чтобы ей дали овощи, «как у тети Ани». И весь день металась из угла в угол, пиная все, что попадалось под ногу, выкрикивая, что у нее есть целая гора игрушек, которые ей подарили, и они гораздо лучше, чем эта «помойка».

Аня накинула куртку и вышла во двор, где гуляли дети. Старшие скребли снег. Младшие карабкались на небольшую горушку, сооруженную в углу двора дядей Мишей — физкультурником. Верочка сидела у крыльца, прямо на снегу, свалившись на коленки. Аня подошла, присела рядом на корточки. «Верочка, что ты сидишь, ты же замерзнешь», — Аня попыталась ее поднять, взяла под мышки, почувствовала тяжесть обмякшего тела. Верочка помотала головой: «Не холодно». Таблетки явно давали себя знать. Спокойный такой ребенок, взгляд немного мутный, рассеянный. «Может, в группу пойдем?» — безнадежно спросила Аня. Верочка вяло отмахнулась. Аня подошла к физкультурнику, бодро попросила включить девочку хоть в какую-нибудь игру. Дядя Миша закивал, сочувственно глянул на Аню, пошел к Верочке. Аня отправилась на рабочее место.

Аня мучительно думала, что же делать. Верочке явно нельзя было оставаться в детском доме. Рано или поздно кто-то из воспитателей не выдержит ее ночных «эскапад» и вызовет скорую психиатрическую. В службе по устройству детей в семью с сожалением говорили, что пока что нету семьи, которая могла бы взять Верочку, пусть даже временно[19]. А «новые» семьи закончат подготовку и обследование только месяца через полтора. Да и нету никакой гарантии, что кто-то согласится. Сама Аня считала Верочку замечательным ребенком, несмотря на все ее «проявления». Она готова была снова и снова рассказывать всем, какая это хорошая девочка, какой у нее большой потенциал. Но будут ли ее слова слышны среди мнений людей более компетентных?

Аня все больше приходила к мысли о том, что Верочка — «ее» ребенок. Раз уж так получилось, что именно у нее болит душа за эту девочку. Именно она видит в ней все самое хорошее, что можно видеть в ребенке, — и ум, и доброту, и красоту. Аня решила поговорить с мужем. В конце концов, почему бы им не вырастить Верочку? Где одна девочка, там и две…

— Нет, — сказал муж Кирилл очень определенно, — никогда.

— Почему?

— Потому.

Судя по выражению лица Кирилла, он не собирался ничего обсуждать и считал разговор законченным. Ане стоило большого труда уговорить его хотя бы объяснить свою точку зрения. Кирилл объяснил, что он не хочет растить чужого ребенка. Что он именно так смотрит на вещи. Это чужая девочка, и он никогда не сможет относиться к ней как к родной. И что для него как для мужчины, это важно — его это ребенок или не его. Он несет ответственность за свою семью и за своих детей. Но он не готов нести ответственность за чужого ребенка. И он никогда не давал ни малейшего повода думать, что это может быть иначе. И вообще они так не договаривались.