Кузина Бетта - [5]

— Ну, и что же, сударь? — сказала баронесса спокойно, к великому удивлению Кревеля.

Обольститель, движимый низкими побуждениями, никогда не поймет величия женской души.

— Я вдовел уже пять лет, — заговорил Кревель не спеша, как бы готовясь к обстоятельному рассказу, — и в интересах дочери, которую я боготворю, не хотел жениться вторично. Тем более я не желал заводить связи у себя в доме, хотя у меня была в то время прехорошенькая конторщица. И вот, доложу вам, обзавелся я девчонкой лет пятнадцати, красоты поразительной; она работала мастерицей. Признаюсь, я влюбился, совсем потерял голову. Сейчас же выписал из своих мест родную тетку (сестру моей матери), поселил ее вместе с этим прелестным созданием, препоручил ей оберегать нравственность девчурки, ежели можно говорить о нравственности в условиях... как бы это выразиться?.. нашей скандалезной... нет... недозволенной законом связи... У девочки обнаружились музыкальные способности, я нанял учителей, одним словом, дал ей музыкальное образование. (Надо же было занять ее чем-нибудь.) Я, видите ли, хотел быть ее отцом, благодетелем и, говоря прямо, любовником. Словом сказать, хотел одним ударом убить двух зайцев: и хорошее дело сделать, и хорошую подружку иметь. Я был счастлив пять лет. У девочки оказался голос, да еще какой! Настоящий клад для театра! Можно сказать, Дюпре[7] в юбке! Обучение ее стоило мне две тысячи франков в год. Я шел на все расходы, только бы сделать из нее певицу! Из-за нее я и сам помешался на музыке. Даже взял себе в Итальянской опере постоянную ложу и ходил туда то с Селестиной, то с Жозефой...

— Как? Это прославленная певица?..

— Да, сударыня, — произнес Кревель с гордостью, — знаменитая Жозефа обязана мне всем... Словом сказать, когда девочке исполнилось двадцать дет, в тысяча восемьсот тридцать четвертом году, я, вообразив, что сумел привязать ее к себе, выказал непростительную слабость: позволил Жозефе встречаться с одной смазливой актрисочкой, Женни Кадин, судьба которой была похожа на ее судьбу; я хотел немного развлечь девочку. Актриса эта тоже была обязана всем своему покровителю, который дал ей самое, можно сказать, тонкое воспитание. Покровителем ее был барон Юло...

— Я это знаю, сударь, — сказала баронесса спокойным голосом, не выказав ни малейшего волнения.

— Вон оно что! — вскричал Кревель, все более и более удивляясь. — А знаете ли вы, что ваш муж, ваш изверг, взял Женни Кадин под свою опеку, когда ей было тринадцать лет?

— Ну, и что же далее, сударь? — сказала баронесса.

— Женни Кадин, — продолжал бывший лавочник, — когда Жозефа с ней познакомилась, тоже было двадцать лет, ведь они однолетки, а барон уже с тысяча восемьсот двадцать шестого года играл роль Людовика Пятнадцатого при мадмуазель де Роман... Вы были тогда на двенадцать лет моложе...

— Сударь, у меня имелись причины предоставить мужу свободу действий.

— О, конечно! Сударыня, эта ложь послужит искуплением всех проступков, которые вы когда-либо совершили, и раскроет перед вами врата рая, — отвечал Кревель с лукавым видом, заставившим покраснеть баронессу. — Рассказывайте это другим, святая и обожаемая женщина, но не дядюшке Кревелю, которому, да будет вам известно, не раз доводилось кутить в обществе двух молодых особ с вашим греховодником супругом, а стало быть, я отлично знаю, что вы настоящее сокровище! Муженек ваш, как, бывало, подвыпьет, подробнейшим образом живописует ваши достоинства и даже корит себя, кается! О, я отлично вас знаю: вы ангел. Только какой-нибудь распутник может колебаться в выборе между девицей двадцати лет и вами, но не я, — я не колеблюсь!

— Сударь!..

— Хорошо! Молчу... Но попомните мои слова, святая и достойная женщина: мужья под пьяную руку рассказывают о своих женах такие штучки при любовницах, что те хохочут как сумасшедшие.

Слезы стыда заблестели на прекрасных ресницах г-жи Юло, и Кревель сразу умолк, даже забыв встать в позу.

— Итак, продолжаю, — опять заговорил он. — С бароном мы сошлись у наших проказниц. Как и все распутники, барон чрезвычайно любезный человек, прямо сказать, славный малый! И полюбился же мне этот бездельник! О-го-го! Такой был мастер на разные фокусы!.. Но оставим эти воспоминания... Мы с ним стали как братья. Наш злодей вполне в духе Регентства! Он всячески старался меня развратить, проповедовал сенсимонизм в отношении женщин, прививал разные барские замашки под стать «голубым кафтанам», но я, видите ли, любил свою Жозефу и готов был даже жениться на ней, если бы не боялся наплодить детей. И понятно, что у двух пожилых папаш, да еще таких закадычных приятелей, в конце концов явилась мысль поженить Викторена и Селестину. И что же! Не прошло и трех месяцев после свадьбы, а Юло (я просто диву даюсь, как у меня язык поворачивается произнести его имя)... Ах, негодяй!.. ведь он обманул нас обоих, сударыня. Да, да! Негодник отнял у меня мою Жозефу. Его Женни Кадин делала, извините за выражение, самые сногсшибательные успехи! У нее завелся какой-то член Государственного совета из молодых и какой-то актер. Тогда он взял да и отбил у меня мою любовницу, прелестную женщину! Вы, конечно, слышали ее у Итальянцев, он ее туда устроил благодаря своим связям. Ваш супруг далеко не так благоразумен, как я, — ведь у меня-то все точно по нотам расписано! Женни Кадин и так уж здорово его ощипала: она стоила ему наверняка тысчонок тридцать в год, не меньше! Так знайте же, сударыня, он разорится окончательно с Жозефой. Жозефа еврейка, ее имя Мирах (перестановка букв в слове Хирам) — иудейская тайнопись; имя это должно служить ей отличием, потому что она ребенком была брошена в Германии (по наведенным мною справкам, она незаконная дочь одного богатого еврейского банкира). Театральные кулисы и особенно уроки, преподанные ей Женни Кадин, госпожой Шонтц, Малагой, Карабиной, насчет того, как обращаться со стариками, пробудили в этой девочке, которую я приучал к бережливости и скромному образу жизни, инстинкты древних иудеев, страсть к золоту и драгоценностям, преклонение перед золотым тельцом! Теперь наша знаменитая певица не упустит добычи и любит деньги. О-го! еще как любит! Она и гроша не промотает из того, что проматывают на нее. Раз Жозефа взялась за нашего уважаемого Юло, она его ощиплет начисто! Бедняга пытался состязаться с одним из Келлеров и с маркизом д'Эгриньоном (оба они с ума сходят по Жозефе; я уж не говорю о тайных вздыхателях); а теперь девчонку у него вот-вот отобьет герцог, тот самый, изволите видеть, что покровительствует искусствам, страшный богач! Как бишь его фамилия? Такой карлик! Ах да! Герцог д'Эрувиль! Этот вельможа желает единолично владеть Жозефой. Все содержанки об этом говорят... а барон и ведать ни о чем не ведает, потому что в тринадцатом округе