Кувшин золота - [36]

— А отец его умер? — спросил сержант участливо.

— Сказать по правде, — ответила женщина, — не знаю, умер или нет, потому что давным-давно, когда мы еще жили в городе Бла'Клиах[20], он однажды потерял работу и с тех пор не возвращался ко мне. Я так думаю, что ему, бедняге, стыдно стало приходить домой, потому что денег у него не было; будто бы мне было так важно, есть у него деньги или нет! Ах, сэр, он так любил меня, и мы могли уж как-нибудь перекантоваться. Потом я перебралась сюда, к отцу своему; остальные дети умерли у меня на руках, а потом умер и отец, и теперь я уж тяну, как могу.

Вот только мальчик меня беспокоит.

— Тяжелый случай, мэм, — сказал сержант, — но, быть может, парень слегка не в себе потому, что над ним нет отца, или он просто слишком привык к вам, ведь не бывает так, чтобы ребенок не любил свою мать. Веди себя хорошо, Тома'с; слушайся маму, будь хороший мальчик и оставь зверей и насекомых в покое, потому что ни одна козявка не будет любить тебя так, как любит тебя твоя мама. Скажите, мэм, прошли ли мы уже первый поворот по этой дороге, или он еще впереди — мы тут в темноте слегка заблудились.

— Поворот еще впереди, — ответила женщина, — минутах в десяти ходьбы по дороге; да вы не пройдете мимо, потому что там вы увидите наверху просвет между деревьев, так вот это тот поворот и есть.

— Спасибо, мэм, — поблагодарил сержант; — пожалуй, мы пойдем, потому как топать нам еще далеко, пока-то еще мы сможем лечь да поспать.

Он встал и остальные полицейские встали вслед за ним, как вдруг Тома'с шепотом сказал:

— Мама! Они его повесят! — и заплакал.

— Ну, полно, полно, — сказала женщина, — что же они-то могут поделать? — Женщина быстро опустилась на колени и раскрыла объятия. Иди к маме, сыночек, милый мой!

Мальчик подбежал к ней:

— Они его повесят! — крикнул он высоким, срывающимся голосом и со всей силы вцепился в ее руку.

— Ну-ка, малой, давай, не бузи тут! — сказал сержант.

Мальчик вдруг резко развернулся и набросился на него с неожиданной яростью. Он вцепился сержанту в ноги, кусался, молотил кулаками и пинал его. Нападение его было таким буйным, что сержант отшатнулся к стене, но тотчас же схватил мальчика и отшвырнул его через всю комнату. В то же мгновение оба пса набросились на сержанта, злобно рыча — одного он пинком отбросил в угол, откуда тот сразу же метнулся снова, оскалясь и сверкая налитыми кровью глазами; другого пса перехватила женщина. Под ужасный лай, рычание и щелканье зубов полицейские выскочили из дома и захлопнули за собой дверь.

— Шон! — проревел сержант. — Ты крепко держишь этого типа?

— Так точно, — ответил Шон.

— Если он убежит, я из тебя кишки вымотаю; имей в виду! Пошли, и чтоб больше не мешкать!

Они тронулись по дороге в звенящей тишине.

— Собаки, — сказал Философ, — умнейшие из существ…

— О Господи!.. — простонал сержант.

— С самых ранних времен их разумность была отмечена и записана, и древние литераторы все как один сообщают об их сообразительности и верности…

— Да закроешь ты свой рот?! — рявкнул сержант.

— Никоим образом, — ответил Философ. — Слоны также считаются чрезвычайно разумными и преданными своему хозяину, и они могут строить стену или нянчить ребенка с равным искусством и успехом. Лошади в этом смысле имеют очень хорошие рекомендации, однако крокодилы, куры, жуки, броненосцы и рыбы не испытывают никакой особой привязанности к человеку…

— Чтоб все эти звери забились тебе в глотку — может, тогда ты прекратишь свою болтовню!

— Не имеет значения, — сказал Философ. — Не знаю, с какой стати эти животные привязываются к человеку с такой нежностью и любовью и в то же время сохраняют присущую им изначальную кровожадность, так что своим хозяевам они позволяют обращаться с собой как угодно плохо, но весьма охотно дерутся друг с другом и не бывают по-настоящему счастливы иначе, чем во время бессмысленной борьбы между собой. Я считаю, что не страх укрощает этих существ, но что даже самое дикое животное имеет способность к любви, которая просто не бывает должным образом замечена, и которая, если относиться к ней разумнее, может поднять его до положения разумного животного, сопоставляемого с разумными, и, вероятно, установить между нами и им связь, которую нельзя назвать иначе, чем взаимовыгодной.

— Ищи, ищи глазами тот просвет в деревьях, Шон! — сказал сержант.

— Ищу, сэр, — ответил Шон.

Философ продолжал:

— Почему я не могу обмениваться мыслями с коровой? Я поражаюсь неполноте моего развития, когда я и мой собрат по творению немо стоим друг напротив друга без малейшего проблеска взаимопонимания, ограниченные, лишенные всякой дружбы и общения…

— Шон! — воскликнул сержант.

— Не перебивайте, — сказал Философ, — что вы все время разговариваете?!

Низшие животные, как их иногда по-глупому называют, имеют такие способности, которым мы можем только удивляться. Ум муравья таков, что я охотно пошел бы к нему в школу. Птицы получают такие атмосферические и левитационные знания, которые не станут доступными нам и через миллионы лет; кто видел, как паук выплетает свой лабиринт, или как пчела спокойно путешествует по воздушному бездорожью, тот сможет ли отрицать, что эти маленькие бездны одушевляет живой и опытный разум? Да самый обычный земляной червь — наследник культуры, перед которой я склоняюсь в глубочайшем почтении…