Кувшин золота - [22]

Другой мужчина и женщина подошли поближе.

— А зачем тебе Ангус О'г, господин хороший? — спросила женщина.

— А, — ответил Философ, — тут особый вопрос. Семейное дело.

Некоторое время все молча шагали за ослом и телегой.

— А откуда ты знаешь, где его искать? — спросил снова первый мужчина. — Может, ты узнал, где он живет, в старой книге или на резном камне?

— Или ты нашел в болоте посох Амергина или Оссиана, исписанный сверху донизу знаками? — спросил другой мужчина.

— Нет, — ответил Философ, — к богу ходят не так. Надо просто выйти из дому и идти, не сворачивая, в любую сторону, чтобы тень была сзади, пока не упрешься в гору, потому что боги не живут в долинах или на равнине, а только на высотах; а тогда, если бог хочет, чтобы ты его увидел, ты подойдешь к его рату[14] так близко, что уж узнаешь, где он, поскольку он поведет тебя по воздушной нити, протянувшейся от него до тебя, где бы ты ни был, а если он не хочет тебя видеть, то ты все равно никогда не найдешь, где он, ищи хоть год, хоть двадцать лет.

— А откуда ты знаешь, что он хочет тебя видеть? — спросил другой мужчина.

— Почему бы ему не хотеть? — ответил Философ.

— Должно быть, господин хороший, ты святой человек, — сказала женщина, — и богу нравишься.

— С чего бы? — ответил Философ. — Боги любят человека, неважно, святой он, или нет, лишь бы он был порядочным.

— Ну, таких-то много. — сказал первый мужчина. — А что у тебя там в суме, путник?

— Ничего, — ответил Философ. — кроме полутора ковриг, что испекли к моему путешествию.

— Дай-ка мне кусочек, господин хороший, — попросила женщина. — Люблю я пробовать у всех встречных.

— Дам, и с охотой. — ответил Философ.

— Тогда дай уж и нам, раз ты все равно туда полезешь, — сказал второй мужчина.

— Не одна она голодная во всем мире.

— Почему нет? — сказал Философ и разделил ковригу.

— Здесь есть вода, — сказал первый мужчина, — неплохо будет запить ковригу.

Тпру, стой, дьявол! — проревел он ослу, и тот замер, как вкопанный.

Вдоль дороги у ограды торчала тощая полоска травы, и осел начал подбираться к ней, очень медленно и аккуратно.

— Осади, чертова зверюга! — крикнул человек, и осел подался назад, но сделал это таким образом, что оказался ближе к траве. Первый мужчина снял с телеги жестяную флягу и перелез через стену за водой. Перед тем он трижды щелкнул осла по носу, но осел не сказал ничего, только еще немного попятился, от чего попал точно на траву, и когда человек полез на стену, осел принялся пастись. На нагретом солнцем камне в траве сидел паук. У него было маленькое тельце и длинные ноги, и он не был занят ничем.

— Тебя кто-нибудь когда-нибудь бил по носу? — спросил его осел.

— Да сколько угодно, — ответил паук. — Ты и такие, как ты, вечно наступают на меня, или ложатся на меня, или переезжают меня тележными колесами.

— Тогда почему бы тебе не остаться на стене? — спросил осел.

— Понимаешь ли, там моя жена. — ответил паук.

— А что в этом плохого? — спросил осел.

— Она меня съест, — ответил паук. — Да и кроме того, там на стене ужасная конкуренция, а мухи становятся с каждым годом все умнее и хитрее. А у тебя есть жена?

— Нету. — ответил осел. — А хотелось бы.

— Сперва твоя жена тебе нравится, — сказал паук, — а потом ты ее ненавидишь.

— Мне бы это «сперва», а там я бы разобрался с «потом», — сказал осел.

— Это речи неженатого, — сказал паук. — Все равно мы без них не можем. — И с этими словами он всеми своими ногами двинулся в сторону стены. — Двум смертям не бывать, — сказал он.

— Была бы твоя жена ослицей, она бы тебя не съела. — сказал осел.

— Ну, что-нибудь другое бы сделала, — ответил паук, поднимаясь на стену.

Первый мужчина вернулся с флягой воды, и они присели на траву, съели ковригу и выпили воду. Все это время женщина не сводила с Философа глаз.

— Господин хороший, — сказала она, — я тут подумала: вовремя же ты нас встретил.

Двое других мужчин тотчас же выпрямились и поглядели друг на друга, а потом с тем же выражением на женщину.

— Почему ты так говоришь? — спросил Философ.

— У нас тут по дороге вышел большой спор, и спорь мы хоть отсюдова до Страшного суда, нам его ни за что не разрешить.

— Должно быть, это важное дело. Спорили ли вы о предназначении или о том, откуда проистекает сознание?

— Да нет; мы спорили о том, кто из этих двух мужчин женится на мне.

— Ну, это не важное дело, — ответил Философ.

— Разве? — переспросила женщина. — Семь дней и шесть ночей мы не говорим ни о чем другом, и это важное дело, или я уж не знаю, что же тогда важно.

— А в чем загвоздка, мэм? — спросил Философ.

— В том, — ответила та, — что я не могу решиться, кого из них взять себе в мужья, потому что один нравится мне так же, как и другой, и даже больше, и одного я взяла бы в мужья с такой же охотой, как и другого, и даже с большей.

— Сложное дело, — сказал Философ.

— Верно, — согласилась женщина, — и надоело оно мне уже до головной боли.

— А почему ты говоришь, что я вовремя встретился с вами?

— Потому, господин хороший, что когда женщина выбирает из двух мужчин, то она не знает, что ей делать, потому что двое мужчин всегда делаются как братья, и никак не скажешь, кто из них кто; между двумя мужчинами разницы меньше, чем между парой зайчат. А когда выбирать надо из троих мужчин, то нет никаких забот; потому-то я и говорю, что этой ночью я выйду за тебя, и больше ни за кого — а вы двое сидите-ка тихо на месте, потому что, говорю вам, так я и сделаю, и хватит об этом.