Кусторез для терний - [35]

Гагарин прекрасно понимал местных – в деревне любое событие в радость, а приземление невесть кого – эту тему будут мусолить ещё годами. Как некстати прибежала бабка, владелица коровы, которая начала вопить про потерянную животинку. Местные попытались её вразумить, но похоже у бабки переклинило что-то в голове и она не желала ничего слушать, настолько, что Гагарину пришлось отгонять её от себя – бабули в этом возрасте нередко уже малость умом трогаются, и этот случай не был исключением. Её пытались вразумить, её пытались оттащить, но бабка не сдавалась и с упёртостью танка пыталась обвинить всех в потере кормилицы. Этот театр абсурда закончился только при появлении вертолётов. Сразу пять вертолётов, которые прилетели с запада, сначала послышался далёкий гул…

Стоит сделать одно маленькое, но очень интересное наблюдение. Вертолёты, как вид авиации, в Советском Союзе никто всерьёз не воспринимал. Конечно, милевский МИ-6 показывал серьёзные характеристики, но всё равно, о том, чтобы вертолёт стал серьёзным транспортом – и речи не шло. Не было ещё войны в Афганистане, не было войны во Вьетнаме, утвердившей вертолёт, поэтому „Космос“ сумел создать целую авиацию на основе этого маленького, но очень значимого перегиба в сознании людей. В то время, как во всех развитых странах вертолёты переживали бум своего развития, в Советском Союзе всё зависело от чиновничьего аппарата, аппарата уже довольно старого. И если реактивную авиацию с её скоростями и грозным грохотом двигателя воспринимали более чем положительно, нелепые с точки зрения советских военных машины, ненадёжные и более сложные в пилотировании, не принимались всерьёз.

На балансе Космоса состояло больше ста вертолётов, которые активно клепались Хьярти. Самым массовым из них был МИ-8 особой мощной модификации, одной из последних. Второе место занимал вертолёт собственной конструкции, частично скопированной с MD, частично разработанный собственноручно. Без рулевого винта, на четыре места плюс багаж, с хорошей дальностью и надёжностью. Этот вертолёт стал самым употребительным воздушным членовозом, на котором Королёв перемещался между своим ОКБ, аэродромами и местами базирования космонавтов. Такой богатый вертолётный парк скорее вызывал недоумение, нежели понимание, в любом случае, полёты вертолётов над Подмосковьем ПВО игнорировало полностью. На воздушные трассы они даже близко не залетали, и ладно.

Пять МИ-8 подлетели к ним, первым приземлился, обдав собравшихся деревенских жителей ветром, вертолёт с Королёвым. Сергей Павлович спрыгнул с подножки зависшего вертолёта и присвистнул, посмотрев на место посадки:

— Ну ты и снайпер, Юра. С такого расстояния в бурёнку попал…

— Я не специально, — ответил Гагарин.

— Знаю. Не ты управлял, видать, у кого-то на судьбе написано стать первой жертвой нашего освоения космоса. Надеюсь, и последней.

* * *

В клубе „Звезда Союза“ понравилось всем. Американские представители, которых позвали отметить наш триумф, были в некотором шоке от происходящего. Там дискотека, там вечеринка, люди танцуют, слушают музыку, пьют коктейли в баре. Девушки в провокационно коротких юбочках разносили коктейли, а Гагарин только сейчас расслабился.

Я уделял больше внимания деталям, нежели тому, вокруг чего они накручены. Полетел и полетел в космос, с кем не бывает? Нет, первым был именно он, вот только – нужно это всё правильно обставить. Вечеринка должна быть шумной, красивой, торжественной, без официоза и запаха нафталина. Именно такой она и получилась. Сотни человек, работавшие над полётом Гагарина в космос, собрались здесь, и всего двадцать человек не имеющих отношения к космосу. Командующий ВВС, Хрущёв, министр обороны, приглашённый нами на вечеринку посол Штатов. Поползновения Хрущёва вылезти на трибуну и начать задвигать свои речи, мы пресекли в зародыше. Пусть лучше делает это на съездах, там собираются такие же ущербные, а здесь – вечеринка. Не место.

Хрущёв вообще оставил лично у меня впечатление человека, отставшего от жизни и безнадёжно потерявшего связь с реальностью. Он был готов даже в сортире своему отражению в зеркале задвигать про преимущества социалистического строя, при этом вопросы решал – как топором махал. Видно, он дурак. Со стороны действия таких людей как я, Королёв, или Сталин, у которого Хрущёв учился, выглядели действительно топорно. Этого расстрелять, этого туда, этого сюда… но за каждым телодвижением стоял тонкий расчёт, и мы тонко чувствовали, когда нужно намекнуть, когда рубануть. Хрущёв же имитировал стиль уверенного человека, вернее, то, что он из этого стиля увидел и понял, насколько ума хватило.

Мне удалось с ним пообщаться где-то на втором часу тусовки. Хрущёв сидел в кресле в „коньячном“ крыле и был уже немного поддат. Остальные не мешали ему, общался он с каким-то техником. Я прервал их разговор, протекающий крайне вяло и подсел.

— Не помешаю?

— Нет, — ответил техник, слегка смутившись, ведь не он здесь главный. Я благодарно ему кивнул. Сел, посмотрев на Никиту Сергеевича, спросил: – как вам наша вечеринка?

— Не понимаю, зачем это всё?