Курс — одиночество - [35]

Низкий длинный силуэт с его характерным придатком наверху возродил во мне былое отвращение. Вспомнились товарищи по плаваниям. Меня перевели на другой корабль, а они в следующем рейсе были атакованы в Индийском океане японской подводной лодкой. Торпедированный корабль пошёл ко дну, и уцелевшие члены команды цеплялись за шлюпки, тогда подводная лодка всплыла и устроила дикую расправу, не спеша расстреляв их из пулемёта. Подлые звери. Я не испытывал ни малейшей симпатии к моему соседу слева.

Кстати, кто это?

Я смотрел с возросшим интересом. Ветер по-прежнему был совсем тихий, мы шли со скоростью не больше одного узла. Видно, лодка остановилась, потому что мы её явно настигаем. Да, лежит неподвижно среди серого моря, корпус чёрный, блестящий там, где плиты обшивки влажные от воды. И видны две головы, торчащие над рубкой.

Скоро сблизимся на расстояние слышимости голоса.

Ещё несколько минут, и можно окликать.

— Эй, на корабле!

Никакого ответа.

Дистанция ещё больше сократилась.

— На корабле!

На этот раз машут в ответ. А я в полной растерянности. Что говорить дальше? Что вообще можно сказать подводной лодке, встреченной вами на рассвете посреди Атлантического океана после месяца, проведённого в одиночестве?

— Доброе утро.

Снова машут в ответ.

Что ещё им сказать? Мы поравнялись, теперь лодка ярдах в пятидесяти на левом траверзе. Надо быстрей что-нибудь придумывать, не то будет поздно, опять уйду за пределы слышимости голоса.

— Отличный денёк сегодня!

Идиот, настоящий идиот, ведь ещё и не рассвело как следует.

Опять приветственный жест.

Видно, от него помощи не дождёшься. Какого дьявола он-то ничего не говорит?

Теперь всё, расстояние слишком велико для переклички. Глядя назад, я видел силуэт лодки на фоне зари — чёрный и грозный силуэт. Вдруг на рубке замигал яркий огонь.

— Чёрт возьми! Он сигналит мне.

Я метнулся вниз за фонариком, соображая на ходу, будет ли видно лампочку, ведь кругом всё светлей и светлей. Когда я выскочил на палубу, лодка продолжала сигналить.

Точка, тире. Точка, тире. Точка, тире.

Сколько бы времени ни прошло с тех пор, как вы последний раз работали морзянкой, такие вещи не забываются. Знак вызова. Отвечаю своим фонариком. Он прекращает вызов и начинает передавать светограмму.

Я до того волнуюсь, что у меня выступает испарина на лбу. Он работает слишком быстро.

— Помедленней, Джек, умоляю, помедленней.

Знай себе жмёт на всю катушку.

Да что это со мной? Ведь я умею читать азбуку Морзе. Во всяком случае, умел. Он всё ещё на первом слове, повторяет его снова и снова, теперь не так быстро. А я всё равно не могу прочесть. Уже глаза слезятся от напряжения.

Сигналю:

«П-р-о-ш-у м-е-д-л-е-н-н-е-е».

Начинает сначала, фонарь мигает в каком-то непривычном ритме, я ничего не разбираю. Прямо хоть вой от досады. Сигналю фонариком, чтобы приступал к следующему слову, да что толку, не могу прочесть, и всё тут.

Я обливаюсь потом, глаза плохо видят.

Поди скажи, отчего они слезятся — то ли от напряжения, то ли от обиды, то ли просто от злости.

Делаю последнюю попытку. Впустую.

— Да, Хауэлз, здорово ты опозорился. Ну и болван, ну и остолоп!

Через некоторое время лодка перестаёт сигналить, Я продолжаю стоять в кокпите. Мы всё больше удаляемся от неё. Я совершенно убит. Хоть бы океан разверзся и поглотил меня. Но яхта не проваливается, зато лодка медленно уходит под воду. Так сказать, поставили крест на мне. И я их не могу упрекнуть.

Мне стыдно так, что дальше некуда. Хорош. Обыкновенной морзянки не мог разобрать. Расстрелять меня мало. Спускаюсь, швыряю фонарик на койку и со злорадством слышу, как он стукается о переборку; должно быть, стекло лопнуло.

Отлично.

Сижу на краешке койки. Время завтрака. Кто хочет завтракать, чёрт возьми? Только не я, у меня во рту всё пересохло. Достаю джин, наливаю хорошую дозу, добавляю лимонного сока и немного воды. Пить в такую рань! В жизни никогда этого не делал. Даже после самой буйной гулянки я наутро капли в рот не брал, чтобы опохмелиться. Делаю большой глоток. Горько, но на душе ещё горше.

Второй глоток.

Идиот несчастный! Представляю себе, что он обо мне подумал: элементарной морзянки не читает.

Последний утешительный глоток джина.

Кружка с грохотом опускается на примус, ручка отламывается и висит на пальце, словно огромное кольцо. Джин обжигает пустой желудок, заставляет кровь обращаться быстрее. Шея покраснела, в ушах звенит, голова становится лёгкой, начинает кружиться. Живо в спальный мешок, забраться поглубже и натянуть на голову клапан. Задохнёмся — наплевать. Зато согреемся. Несколько минут, и я плыву на волнах лёгкого опьянения. Ещё несколько минут и… Я сплю.

Тот же день.

Всё ещё утро пятницы.

Голова будто свинцовая. Еле заставил себя встать, чтобы вовремя взять высоту солнца. А когда это сделано, на подсчёты уходит в три раза больше времени, чем обычно.

Снова на койку, и к полудню становится полегче. Пока я отсыпался после попойки, Майк честно работал. После полуденной обсервации, которая даёт координаты 37° 56 северной широты и 34° 38 западной долготы, лаг 1670 миль, ветер, дувший с северо-запада, опять стал тихим и переменным, и я сменил Майка на румпеле — пусть отдохнёт.