Курс — одиночество - [3]

Шрифт
Интервал

Во время третьих трансатлантических гонок произошли драматические происшествия. Ещё в Ла-Манше столкнулся с встречным судном и выбыл из соревнований фаворит гонок Эрик Табарли. Среди Атлантики исчез француз Кат. Нашли его чудом почти через неделю на надувной лодочке. Были и другие несчастные случаи. А осенью 1968 года стало известно о трагедии «маленькой одиночки» — яхты, на которой 75‑летний Вильям Виллис намеревался пересечь Атлантику. Может показаться парадоксом, что знаменитый мореплаватель-одиночка, дважды покоривший Тихий океан на плоту, не смог одолеть Атлантический. Две попытки ему не удались, а третья оказалась роковой.

В наших издательствах вышло в свет уже несколько книг мореплавателей-одиночек. «Курс — одиночество» займёт среди них особое место как по художественной ценности (она читается на одном дыхании), так и по глубине проникновения во внутренний мир человека, оказавшегося лицом к лицу с океаном.


В. Войтов

Вэл Хауэлз

Курс — одиночество

(Перевод с английского Л. Жданова)

Введение

Перед вами повесть о переходе через океан, через Северную Атлантику, от Плимута (Англия) до Нью-Йорка (США).

Это правдивая повесть. Всё до мелочей происходило так, как об этом здесь рассказано.

Она рождалась долго. Мы должны возвратиться к 1960 году. Олимпийский год. Год — как и все годы — событий огромной важности. И год, когда в летопись парусного спорта была вписана ещё одна страничка — первые трансатлантические гонки одиночек.

Немножко терпения, читатель. Все мы знаем, что этим гонкам уже посвящено изрядно книг. Я вовсе не собираюсь пополнять их список ещё одним названием, нет, я приглашаю вас с собой в плавание.

Что, слишком смелый ход?

Мы не одни, вместе с нами стартуют другие.

Вам страшновато выходить в такой рейс с совершенно незнакомым человеком? Возможно, вы правы. Четыре года плаваний и ещё одни трансатлантические гонки понадобились мне, чтобы собраться с духом и посмотреть правде в глаза.

Но к чему мешкать? У нас есть яхта фолькбот (наибольшая длина двадцать пять футов), построенная надёжными руками моих друзей. Вы не утонете на ней, положитесь на моё слово.

Вы плохо разбираетесь в парусном спорте? Это не играет никакой роли. Вы не первый, кто бросает вызов океану, не обладая достаточным опытом. Подобно большинству из нас, вы, наверно, с удовольствием будете учиться по ходу дела.

Скажу только, что Дэвид Льюис шёл на «Главной добродетели», у Фрэнсиса Чичестера был «Джипси Мот», а Блонди Хазлер вёл «Шутника». Вы всё ещё побаиваетесь? Опасаетесь, что вам будет скучно? Я тоже рискнул и не успел опомниться, как на меня обрушилась лавина впечатлений.


Вэл Хауэлз

I

«Возьмёшь меня подручным в рейс до Плимута?»
«Конечно, возьму, Джек, если тебе нравится быть коком».
«А как насчёт меня? Найдётся место для коротыша?»
«Неси своё барахло, посмотрим, куда тебя засунуть».

От Сондерсфута в Южном Уэльсе до Плимута рукой подать, каких-нибудь несколько сот миль, рядовой переход, но присутствие команды на борту скрасило рейс. Я был очень рад спутникам. Плавать в обществе было настолько приятнее, чем в одиночку, что я чувствовал своим долгом заботиться о благе моих товарищей.

— Восемь склянок. Пора сменяться, ребята. Спускайтесь, вас ждёт внизу тёплая койка.

— Если можно, Вэл, я ещё побуду немного на палубе. Такой чудесный день, жалко забиваться в каюту.

— Ладно. Я только подменю тебя на румпеле.

Настало время ленча, и кок Джек приступил к своим обязанностям. Кто-то жадно набросился на тушёнку с горчицей, хлеб с маслом и пиво, а кто-то, ссылаясь на очень уж сытный завтрак, ограничился несколькими печеньями и чашкой чаю. Мои четыре часа быстро пролетели, и я снова отправился вниз. Меня ждал холодный спальный мешок, но грех жаловаться, ведь сменщик всю вахту составлял мне компанию на палубе.

Меня разбудил голос Джека, который ругался, сражаясь с непокорным примусом.

— Восемь склянок давно пробило, ребята. Сейчас приду. Почему вы меня не подняли?

— Всё в порядке, Вэл, мы не хотели тебя беспокоить. Вечер такой замечательный, мы только рады ещё подежурить.

Я высунул голову из люка и убедился, что день в самом деле близится к своему обычному великолепному завершению. Пока я спал, как сурок, солнце, вечный труженик, ушло на запад, чтобы там согревать своими лучами другой материк, предоставляя нам возиться с примусом. Волны не стали выше, зато прибавились в длину, и яхта заметно медленнее взбиралась на гребень очередной набегающей складки, на миг зависала, потом, словно в люльку, тихо скатывалась в ложбину, которая простиралась в обе стороны, более тёмная в сгущающейся тени на западе, чуть посветлее, с отблесками косых лучей на востоке. Чудесное зрелище, в такую минуту грешно валяться на койке. Мы сидели в кокпите, говорили очень мало: незачем. По мере того как темнело, становилось холоднее. Самое время согреться глотком рома.

— Слышите, ребята, шли бы вниз. Сейчас моя вахта, а вам в полночь снова заступать.

Но они упорно отказывались принять горизонтальное положение, а когда оба отвергли горячий чай с ромом, я почуял неладное.

— А вы хорошо себя чувствуете?

— Господи, конечно, я в полном порядке, только лучше я ещё немного посижу здесь, чем ложиться, не стоит искушать судьбу.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.