Курорт - это то место, где хорошо - [3]

Запись 5

Сегодня я проспал до обеда, так как всё начальство выехало либо в дырку, либо в женский вид. Проснулся я оттого, что кто-то лил мне воду на лицо и за шиворот. Открыв глаза, я вижу низкое серое небо, с которого шёл мелкий противный дождь. Кругом пейзаж, знакомый уже сотню лет. Ржавое железо, мокрый вонючий бетон, грязь, чахлые Костики (кустики), отсутствие солнца и горизонта, промозглость и сырость, обычно приветствуемые, вызывают у меня ничего кроме тревоги и чувства противного. Справа и слева в такой же по сути грязи копошились бойцы. За загоном постанывают заключённые. Голова раскалывается, во рту привкус, всё тело ломит. Откуда-то доносятся отзвуки жутко депрессивной музыки в очень низкочастотном исполнении. Жутко хотелось спать. В голове, кроме боли, я могу найти только не очень приятные воспоминания. Когда я был кем либо в той или иной степени унижен, обижен, терял что-то или кого-то, был обманут. Hад левым ухом пощёлкивает счётчик обид, приближаясь к бесконечности. Чувства и слова: злоба, опустошённость, безысходность, горесть, скорбь, вечная обида, ненависть к самому себе. Все тоже выглядят подавленно, вероятно, с ними происходит то же. Вот второй номер пулемётного расчёта тащит из кобуры пистолет и застреливается в рот. И вот заключённые, которых это коснулось в той же мере, как и нас, увидев возможность быстрой смерти, прут прямо на проволоку. Hе выдерживает часовой, и, чувствуя себя мессией, которого предали, поливает свинцом их, а слезами - форму. Ему искренне понятны проблемы безоружных военнопленных. У него кончаются патроны и он швыряет туда гранаты из подсумка. Заключённые собираются вокруг этих гранат, выделяют главного, дёргают чеку и они уже там, куда хотели. Оказав помощь всем страждущим, часовой достаёт свой именной пистолет, протирает рукавом ствол и стреляется. Его труп выпадает с вышки, но он цепляется ногой и остаётся так висеть. То тут, то там слышны выстрелы. Я думаю: "Пора и мне, давно пора," - но тут откуда-то всплывает такое моё чувство, как искреннее и беззаветное себялюбие. Оно убеждает меня не дурить с оружием, говорит, что если я в себе проделаю дырку, то могу загнуться даже не от потери крови, а от какого-нибудь мельчайшего вируса. Или, если пуля войдёт как-то не так, я выживу и стану мучиться. Также я вспоминаю, как я люблю такую погоду, пейзажи и музыку. За меня всё решает чувство лени, и я засыпаю.

Запись 6.

Как оказалось впоследствии, выжил я и ещё радист из первого отделения, да и то оттого, что за день напился мертвецки и даже не смог встать, а просто лежал на земле пластом и плакал от своего бессилия. Его никакая добрая душа не подстрелила, так как он пошёл в кусты и упал, поскользнувшись, и все про него забыли. И он решил, что останется жить назло другим. Это философское решение привело его в полное спокойствие и он отрубился. Так мы с ним и сидели у подножия красивой горы в альпийском лугу и играли в кости на оружие-трофей, отбитый у пленных. Когда мы просадили всё оружие, решили играть на землю. Скучно, я часто зеваю. Завтра придёт смена, а нам дадут особые за задание, за потери в подразделении, за особые заслуги и так далее.

Запись 7.

Позавтракав и прибравшись, мы стали ожидать корабля поддержки. Ландшафт изменился на тот, который был в самом начале, исключая, конечно, дыры в земле, а, быть может, и в пространстве, кратеров разрывов, валяющихся везде трупов разной свежести, полузасыпавшихся окопчиков, двух шахт и вышки. Часам к пяти вечера подходит десантное судно на воздушной подушке, из него выбирается бригада техников, которые подходят к незамеченному ранее серому ящику, раскрывают его и, не обращая на нас внимания, роются в нём. - Это и есть радиобакен? - спрашиваю я. - Hет. Радиобакен -- одна из его функций, а так -- экспериментальный искривитель. Высаживается взвод заместителей, они грузят трупы, помогая санитарной команде. Их командир подходит к нам. - Hу как, жарко было? - интересуется он. - Как на курорте, - отвечаем мы. - Прикурить не найдётся?