Куриный Бог - [22]

Они выскочили из-за угла — Аника, Михась и Гутка, некрасивая, вертлявая девка, которая липла к Анике и старалась ему угодить.

— Я вас что, трогала? — Элька в надежде, что удастся разойтись миром, боком попробовала обогнуть Аникину компанию.

— Трогала, — сказал Аника, кривляясь. — Ты тронула мое сердце! — Он ткнул кулаком в бок Гутку, и та послушно захихикала.

Элька уже почти просочилась, но Михась сунул ей за шиворот пригоршню снега.

— Психическая, — сказал он. — Во, трясется как психическая.

— С психическими мы вот что делаем, — и Аника со всего размаху пихнул ее в сугроб, — это лечит!

Элька, опрокинувшись в снег, дрыгала ногами, снег забился в рот, а за воротом было холодно и щекотно. Она попыталась выбраться, но ее снова опрокинули, она не видела, кто.

— Пусти, — Элька попыталась освободиться, — пусти, дурак! Вот папе твоему скажу!

— Ох, напугала! — сказал Аника. — Пускай твоя мама скажет моему папе. Пускай запишется к нему на прием!

— Мой папка твоего посадит в тюрьму! — крикнула Элька, и Аника так удивился, что ослабил хватку, и Элька выбралась из сугроба. — Вот приедет и вам всем покажет!

— Твоего папу рыбы съели, — сказала Гутка.

— Не-а, — Элька красной рукой стерла с лица снег и сопли, — мой папка — герцог! Я ему напишу, и он…

— Тю, — сказал Аника.

— Герцогская дочка, мерзостная квочка, — приплясывал сзади Михась.

— Дети, что здесь происходит? Почему вы втроем бьете одну девочку?

Элька подняла глаза: перед ней уходили вверх две большие черные ноги. А отряхнув снег с ресниц и задрав голову, увидела поблескивающие стекла очков.

— Здрасьте, господин Матиаш, — пробормотала Элька.

Библиотекарь возвращался с почты, куда раз в неделю, в один и тот же день и час ходил отправлять телеграммы живущим в столице родственникам. Мало у кого были родственники в столице, и библиотекаря уважали. Тем более телеграммы, где он нудно и в подробностях, хотя и без знаков препинания и предлогов, рассказывал о том, что случилось с ним за неделю, стоили недешево.

— Она врет, что дочка господина герцога, хи-хи! — Аника подпрыгивал, под ним в снегу образовалась хорошо утоптанная ямка. — Дочка господина герцога! Ведро и швабра, ведро и швабра!

— Это правда, — сказала Элька и в ту минуту сама себе верила, — моя мама… когда господин герцог приезжал…

— Твоя мамка шлюха, — сделал вывод Аника, — как Анхен и Гретхен. Они втроем дальновизию смотрят, три шлюхи, я знаю.

— Ах ты! — Элька вскочила и кинулась на него, отчаянно молотя кулаками и раз за разом попадая во что-то мягкое. Михась пытался оттащить ее, намотав косу на кулак.

Пан Матиаш, человек крупный, не без натуги развел дерущихся в разные стороны. С неба начал валить мягкий и тихий снег, присыпая выбоины в сугробах.

— У них была любовь, — плакала Элька, размазывая по лицу капающую из носа кровь, — у них была любовь…

— Пойдем, девочка! — Пан Матиаш положил руку Эльке на плечо. — Оставьте ее в покое, вы, маленькие звери. А то я и правда запишусь на прием к твоему отцу, Аника.

Элька покорно пошла рядом с библиотекарем, время от времени судорожно всхлипывая.

— На. — Библиотекарь сунул ей в руку аккуратно сложенный носовой платок.

Элька покорно высморкалась, оставив на полотне кровавые разводы.

— Я платок испачкала, — сказала она тоскливо.

— Ничего, — успокоил библиотекарь.

— Я возьму домой, постираю.

— Оставь себе, пригодится. Пойдем, умоешься. — Он отпер дверь библиотеки и кивнул на стоявший у входа веник, чтобы Элька смахнула снег с валенок.

Она и не думала, что пан Матиаш такой хороший. Когда она брала подшивки «Модной женщины», он смотрел на нее косо — полагал, что нечего в таком возрасте забивать себе голову нарядами и всякими тому подобными глупостями. Пан Матиаш жил уединенно и, по слухам, женщин вообще не одобрял. Поговаривали, что в молодости у него была несчастная любовь с какой-то замужней пани из столицы, приезжавшей сюда на воды, и сердце его с тех пор разбито.

Пахло плесенью, мышами, старой кожей и пылью, но все вместе складывалось почему-то в приятный запах библиотеки. Снаружи на раму намело толстую косую полосу лиловатого снега, окна напротив светились теплыми огоньками, отчего Эльке в комнате с книжными полками показалось особенно уютно.

— Чаю хочешь? — спросил пан Матиаш.

Элька кивнула:

— Ага.

— Ты умойся пока. — Библиотекарь кивнул на каморку, где умещались покрытый клеенкой маленький стол с чайными чашками, сахарницей и вазочкой с сухим печеньем, умывальник и пышущая жаром плита.

Пока он наливал чай из стоящего на плите чайника, Элька ополоснулась под умывальником и утерлась платком пана Матиаша — раз уж он его отдал насовсем.

— Дети в этом возрасте обычно злые, — говорил тем временем пан Матиаш, — они уже не маленькие, но еще и не взрослые. Вот и ищут себе место, утверждаются.

— Ага, — опять кивнула Элька. Она подумала, что мама снова будет сердиться. Мама в последнее время часто сердилась.

— Ты тоже никак себя найти не можешь. Мечтаешь о красивой жизни.

— Я нет, — сказала Элька и хлюпнула чаем.

— Как же нет? Все время «Модную женщину» читаешь.

— Я не потому, — оправдывалась Элька, — просто… там написано, как себя вести и вообще.