Курильский десант - [48]

После этого наш катер направился через Второй Курильский пролив в военно-морскую базу Касивабара, где размещались резиденция и штаб командующего северной группой японских войск на Курильских островах генерал-лейтенанта Цуцуми Фусаки. На встрече с ним подполковник Воронов потребовал четкого ответа на мой приказ о капитуляции. Генерал-лейтенант пытался втянуть советских представителей в обсуждение второстепенных вопросов, но Воронов уклонился от этого и вновь задал прямой вопрос: «Да или нет, господин генерал?» Пришлось отвечать однозначно. У Цуцуми Фусаки едва поворачивался язык, когда он вынужден был сказать, что согласен на выполнение приказа командующего советской десантной операцией и лично подпишет акт о разоружении японских войск при встрече со мной. Он всячески избегал даже произносить слово «капитуляция».

Таким образом, завершились все проволочки японской стороны — попытки негодными средствами предотвратить неизбежное. Общая обстановка, сложившаяся на Дальнем Востоке после разгрома Советскими Вооруженными Силами японской Квантунской армии в Маньчжурии и Корее, освобождение Южного Сахалина означали полный крах завоевательских планов японского империализма, и это, наконец-то, дошло до сознания японской военщины на Курилах. Она была вынуждена подписать акт о капитуляции японских войск на островах северной части Курильской гряды. Именно для этого через некоторое время прибыл на наш командный пункт японский генерал-лейтенант Цуцуми Фусаки.

— Интересно знать, — спросил я, — как проходила эта церемония?

— Для нас это был торжественный момент, хотя и состоялся он в суровых, будничных условиях, — ответил Алексей Романович. — А для противника он имел совершенно противоположное значение. На редкость высокий и еще крепкий, 53-летний Цуцуми Фусаки прибыл к флагманскому кораблю-тральщику «ТЩ-344», на котором я держал свой командный пункт, на обыкновенной десантной барже; над нею развевался белый флаг. Одет он был в отлично отутюженное обмундирование, при всех регалиях. Его сопровождала молодая женщина-адъютант в форме лейтенанта японской армии и целая свита старших офицеров. Когда они поднялись на палубу, один из них нес все тот жебелый флаг — символ позорного конца. Приблизившись к указанному ему месту, Цуцуми Фусаки пытался изобразить на своем лице приветливую улыбку, но она была скорее похожа на гримасу.

Взгляд японского генерала выражал злобу и ненависть, и именно тогда он спросил меня о силах нашего передового отряда, о чем я уже упоминал. Я, в свою очередь, потребовал от него объяснения причин затягивания капитуляции японских войск, открытия огня японскими батареями, а также налета японского самолета-торпедоносца на наши корабли во Втором Курильском проливе. Цуцуми Фусаки ссутулился, с него слетела вся бравада, и он начал лепетать что-то невнятное. Смысл его ответа заключался в том., что виноват не он, а начальник штаба его дивизии, который якобы не был согласен с решением своего командира и лично вел переговоры со ставкой японского главного командования, где имел родственников из, состава императорской семьи. Другой, версией его оправданий было высказанное несколько позднее заявление о том, что в зоне нарушения японцами перемирия якобы произошло недоразумение: до сведения артиллеристов-береговиков не был своевременно доведен командирами приказ императора о капитуляции Японии.

Так, состоялась моя встреча с матерым представителем самурайской касты. С первых же минут переговоров его лоск и напыщенность заметно поблекли. Он с тупой покорностью подписал акт о капитуляции. Одновременно он подтвердил свое согласие дать личные указания о капитуляции гарнизонов других островов, где дислоцировались его войска.

Учитывая это, я приказал командиру 101-й стрелковой дивизии генерал-майору П. И. Дьякову обеспечить переход его войск от передовой линии на юг, в район Катаока, и произвести там разоружение и пленение японского гарнизона острова Шумшу. Марш дивизии с частями усиления при соблюдении полной боеготовности и мер боевого обеспечения начался в 5 часов утра 23 августа. В пути то и дело попадались столбики с надписями: «Мин нет. Кочкин». Это наши разведчики и саперы под руководством дивизионного инженера-майора Кочкина обеспечивали безопасность движения частей и подразделений.

В полдень генерал Дьяков доложил, что японские войска стянуты в район аэродрома у Катаока и начали складывать оружие, сдаваться в плен. Спущен японский флаг с мачты административного здания и водружен Государственный флаг Советского Союза.

К исходу 23 августа на острове Шумшу было разоружено и пленено: генералов—1, офицеров — 525, солдат— 11 700. Принято в качестве трофеев: лошадей —55, винтовок — 7420, легких пулеметов — 214, тяжелых — 123, зенитных пулеметов — 30, пушек—40, гаубиц — 17, зенитных орудий — 9, большое количество складов с боеприпасами, снаряжением и продовольствием.

К этому времени весь состав наших боевых кораблей; десантных судов и транспортов переместился из Первого во Второй Курильский пролив, чтобы приступить к выполнению дополнительных задач, поставленных перед нами вышестоящим командованием. С этой целью я приказал капитану 3 ранга B.C. Денисову сформировать и возглавить отряд судов с десантными войсками для освобождения островов Онекотан, Харимкотан и Шиашкотан. Тогда же штаб 101-й дивизии получил распоряжение о подготовке расчетов по размещению войск на кораблях и судах, походного ордера и других документов на переброску выделенных частей и подразделений для разоружения и пленения японских войск в южной части Парамушира. Эта сложная и кропотливая работа была своевременно выполнена штабными офицерами во главе с начальником штаба командира десанта майором Ф. А. Слабинским и привлеченным к этому делу майором Г. Ф. Бочкаревым — начальником штаба 373-го стрелкового полка.