Курьер - [12]

— из неофитов в первый год обучения гибнет только каждый двадцатый. Большая часть отсеивается без фатальных для себя последствий. Но вы знаете, я никогда не стану наставником. И. хотя я знаю кое-кого из них, вам адреса ни за что не скажу.

— Почему, Вадик?

— Почему... — Я задумался, хотя знал ответ. — Наверное, потому, что в один не очень прекрасный день я могу остаться сидеть в этом кресле. Я очень надеюсь, что этого не произойдет никогда, я не вижу ничего пошлого в желании дожить до глубокой старости. Но такой риск будет оставаться всегда. А свою работу я бросить не смогу, даже если вдруг по уши погрязну в миллионах, и мне совсем не нужны будут деньги. Это наркотик, Яков Вениаминович, настоящий наркотик. И я не стану брать на себя ответственность за появление еще одного зависимого.

Молчание длилось достаточно долго, но я не собирался его прерывать. Злился. Немножко на себя, немножко на Якова Вениаминовича. Немножко так. вообще. Не люблю людей, изъясняющихся монологами. В те редкие моменты, когда занимаюсь этим сам, соответственно, не люблю себя.

Но не любить себя долго человек не умеет, и я потихоньку остыл. А маг заговорил.

— Интересные вещи вы мне рассказали. Вадик. Что-то я знал, конечно, но не в таком объеме. Интересно... Но вы сделали неверные выводы, я вовсе не собираюсь становиться курьером и отбирать у вас хлеб.

Он с такой мягкой и искренней улыбкой развел руками, что я уже не смог снова разозлиться. Тем более, некоторое облегчение я все же испытал. Отрадно осознать, что приятный и уважаемый тобой человек на старости лет не тронулся рассудком.

— Тогда зачем? — спросил я, перейдя от словоизвержения к крайней степени лаконичности.

— Любопытство, Вадик, любопытство. Что еще остается старику? Магов, конечно, мало, но все-таки не единицы во всем мире. И вы подумайте, ни один — ни один! — не носит заклинания себе сам.

— Ни один? — глупо переспросил я.

— По крайней мере, такие случаи неизвестны. Да, все, что вы говорили, правильно. Каждый должен делать свою работу. Но неужели ни одному магу никогда не пришла в голову мысль сходить к Белому шару? Наверное, чтобы стать курьером, нужен какой-то особый склад характера. Но почему ни у кого из магов не оказалось такого характера? Неужели не было случая, когда человек, обнаружив у себя способности к магии, просто не имел денег на оплату работы курьера?

Я покачал головой:

— Мы работаем и в долг. По двойному тарифу, но работаем.

— И никто никогда не пожадничал?

На это я только пожал плечами. Возможно, ничего такого здесь нет. Ну, не бывает магов и курьеров «два в одном». Незачем магу такой риск. Характер характером, но... Если бы три с лишним года назад я имел спокойный способ зарабатывать хорошие деньги, а не жил по принципу «дотянуть до получки», ни с какой радости я бы курьерствовать не пошел. А если глазами мага посмотреть. Перед тобой вполне ясная и приятная перспектива. Нужно будет кому-то искать себе лишние заморочки?

Хотя с другой стороны... И очень обеспеченные люди с парашютом прыгают или на опасные горные вершины поднимаются. В виде хобби и адреналина ради. А если магу адреналину не хватает? Зачем в горы лезть, когда можно обруч на голову надеть? Риск, конечно, несоизмерим. Так и безбашенность у людей единой меркой измерить трудно.

В общем, пришел я к выводу, что нет ничего странного, если в этом и есть что-то странное.

— Яков Вениаминович, мы так мало знаем про Белый шар...

Маг засмеялся сухим надтреснутым стариковским смехом.

— Мало? Что вы, Вадик, такое говорите. Мы вообще ничего про него не знаем.

Глава пятая

Вышел я из салона без нескольких минут десять. Яков Вениаминович вместе с Верочкой по причине близости времени закрытия и отсутствия клиентов начали неспешно собираться по домам. От моего галантного предложения проводить ее домой, Верочка с преувеличенной вежливостью отказалась.

Предлагал я больше по инерции и, наверное, поставил бы себя в достаточно глупое положение, согласись вдруг Вера провести этот вечер в моей компании. Пожалуй, второго шанса я бы уже не получил никогда, так как сегодня наверняка испортил бы все что можно.

После Тоннеля я вообще обычно бывал несколько не в форме. Тоннель не отпускал так сразу, требовалось время, чтобы он выветрился из головы. В результате внимание мое расфокусировывалось, прямо скажу, душой компании я в такие дни не был. Большей частью молчал, а если и говорил... то лучше бы молчал.

Но, возможно, в честь такого знаменательного события в моей жизни я бы смог собраться. Однако сегодняшний вечер выбил меня из колеи сильнее обычного. Сначала этот разговор в приемной. Ничего не значащий, в общем-то, разговор. Но мелкой занозой он засел в моем мозгу. Потом странное волнение Якова Вениаминовича. Могу держать пари, если бы я отказался сегодня от работы, он испытал бы облегчение. И это после того, как сам же меня пригласил. Потом Тоннель, тоже не совсем обычный, к тому же, как мне кажется, сложность его не соответствовала ординарности задания. И в довершении всего — снова Яков Вениаминович. Со своими вопросами и подозрениями.

Как-то подсознательно я пошел домой длинной дорогой. Хотелось подольше побродить по вечерним улицам. Я огляделся по сторонам. В самом деле, что изменилось за неполные четыре года со времени открытия Белого шара?