Купол на Кельме - [29]

– Во всяком случае, это и не ступень! – сопротивлялся я. – Вы же говорили, что по краю ступени сидят нефтеносные купола. Где здесь уместится купол? Тесновато для него.

– Об этом я и размышлял все время, – сказал Маринов более спокойным тоном. – Природа любит варианты, она всегда удивляет нас. Без сомнения, перед нами не ступень, а какая-то часть ее – порожек, уступ, что ли. Да, она мала, и нефти тут не может быть. А вы ползаете по откосу, обдираете колени, ищете ее следы.

Так Маринов похоронил свои надежды.

Не может быть нефти! Нет ее там, где он рассчитывал найти! Это была большая неприятность, почти беда. Но мы как-то не прочувствовали ее. Нам казалось естественным ничего не найти в первый день. Впереди много времени для находок – целое лето. А вот обида, которую нанес нам Маринов, представлялась мне настоящей трагедией.

Хорошо, пусть я ошибся. Маринова не так легко опрокинуть. Возможно, вообще, он прав со своими ступенями. Я оказался дураком. Но к чему подчеркивать это, тыкать носом, как согрешившего щенка? Нечутко это, не по-товарищески.

Студенты – те восторгались: «Вот что значит талант! Какая голова! Видит горы насквозь!..» А я думал про себя: «Где тут особенный талант? Опыт. Маринов умеет применять свои знания, мы не умеем. Но, вместо того чтобы учить, он кричит и высмеивает. И еще в присутствии Ирины, которая смотрит на меня с укором и с жалостью».

3

На другой день за завтраком Маринов объявил выходной.

Необычайно приятно было получить выходной – сутки полной свободы, сколько угодно часов, чтобы выспаться, отдохнуть, починить одежду, полежать на солнышке, пойти на охоту или на рыбалку…

Я, например, занялся сапожным делом: вытащил ножик, дратву, вар и начал прилаживать отставшую подошву. Я не сапожник, но через полчаса подошва была пришита. Может быть, я сделал не так аккуратно, недостаточно красиво, но, во всяком случае, прочно. Никогда я не мог понять людей, которые умеют решать дифференциальные уравнения или конструировать токарные станки и в смущении останавливаются перед электрической пробкой или гвоздем в каблуке.

Пока я занимался сапожным мастерством, Ирина куда-то собралась с геологическим молотком. Я намекнул, что не прочь пойти с ней. Ирина вежливо уклонилась. У нее уже есть спутник – Левушка. Она хочет показать ему, как надо вести записи. Я заскучаю с ними, а Левушка будет стесняться…

Я обиделся и дал себе зарок больше не напрашиваться в спутники Ирине. Мое общество ее не устраивает – не буду навязчивым. Найдутся другие люди, которым приятно со мной. Вот Тимофей звал меня ловить хариусов на пороге.

Обычно Тимофей был мешковат, ходил вразвалку, говорил нараспев, но на рыбалке он превратился в другого человека. Движения его стали быстрыми, экономными и точными, голос тише, слова короче и сдержаннее, глаза загорелись охотничьей страстью.

– Тут они! – взволнованным шепотом предупредил он, указывая на редкие пузыри.

Хариусы целой стайкой стояли над мосластыми камнями, пошевеливая плавниками, ожидали, чтобы неосторожный мотылек коснулся воды. Мы их видели прекрасно, но стрелять в воду было бессмысленно. Вода гасит удар, даже если прицелиться правильно.

Тимофей действовал иначе. Он ловил больших зеленовато-бронзовых слепней, хладнокровно обрывал им крылья и кидал на воду, поверх камня, там, где прозрачные струйки бежали над светлым известняком. Завидя слепня, какая-нибудь из рыб стремглав бросалась на добычу. В ту четверть секунды, когда она хватала слепня, нужно было ее подстрелить. Один из нас бросал мух, другой стрелял. Охота азартная, требует быстрой реакции. Но целиться в плывущую муху удобно. Тимофей стрелял дважды, и оба раза хариусы всплывали брюхом вверх. У меня получалось хуже. Один раз я промазал, второго хариуса все-таки подстрелил, но не очень удачно. Он всплыл намного ниже камня. Спасибо, рядом на берегу возились ребятишки: две девчонки и мальчишка лет шести-семи. Они проворно столкнули лодку втроем и догнали мою уплывающую добычу. Тут же стояли взрослые и сам Тимофей, но никто не мешал малолеткам распоряжаться в лодке. Только учительница, вчерашняя наша хозяйка, крикнула с берега:

– Не балуй!

– Не привыкнет никак. Не нашинская, – сказал о ней Тимофей.

Оказывается, на Лосьве не принято останавливать ребят, если они лезут в лодку или берут в руки ружье. Однажды при мне местный житель послал одиннадцатилетнего сына с поручением за двадцать километров через тайгу, конечно, без всякого компаса. Семилетний мальчишка управится с лодкой; одиннадцатилетний найдет дорогу в тайге по зарубкам, по солнцу, по мху, по веткам на поляне; пятнадцатилетний один на один выйдет на медведя. Нельзя воспитать таежника, если с детства оберегать его от риска, от опасности, от маленьких царапин.

Разжигая костер, Тимофей снова заговорил об учительнице.

– Тоже и у ней история «с крючком», – начал он. – Сама-то она не здешняя, с Украины, да еще городская. А мужик ее, Василий, наших мест уроженец. В ту войну они повстречались. Василий как раз в ихнем городе воевал. Когда Перекоп взяли и беляков в море скинули, Василий стал свататься. Она говорит: «Согласная. Но жить будем у меня». Известно – женское дело, слезы и прочее. Переговорила она Василия, покорился он бабе. Живет в городе, плотничает. Об охоте и помышлять нечего. Живого зверя в клетках держат и за посмотр деньги берут. И вот от городского воздуха сделалась у Василия болезнь – в легких дымное засорение. Доктора его порошками кормят, но Василий порошки те в помойное ведро бросал. «Мне, говорит, одно, лечение. Зимой в тайгу да с ружьем на белку». Жена видит такое дело – чахнет человек. Отпустила его на зиму. Но зарок взяла – чтобы к июню Василий в обрат вернулся. Василий собрался живым манером. Поезда на Югру тогда еще не ходили, так он от станции четыреста верст пешком шел. За зиму болезнь его прошла – выкашлял дым из легких. А к лету он уже к жене собирался, потому у нас, лосьвинских, слово крепкое и зарок никак не полагается нарушать. Но тут вышла незадача. Ногу Василий повредил. Пришлось писать жене, что лежит больной. Ну, она не поверила, решила, что у Васи полюбовница здесь, сама за ним приехала. Посмотрела, как мы живем просторно, покушала семги, брусники нашей, вяленой сохатины, с ружьем тоже побаловалась. И, смотри-ка, к осени, как им в дорогу собираться, она говорит: «Вася, я понимаю, что тебе без тайги не жить. Кто такую красоту разок видел, всю жизнь она сниться будет. И потому решила я с тобой здесь остаться навеки». Вот оно как вышло! – заключил Тимофей. – Хотела она Василия к себе переселить… и сама же к нему переселилась.